углу початую бутылку с мутно-белой жидкостью.
— Махакамский сегодня в самый раз. Мне надо забыться.
— Хорошая идея, — поддакнул Эскель, — а раз уж в нашем медвежьем углу появилась дама, ещё кое-что не помешает.
Он захлопал дверцами того же шкафа и вернулся с пыльной тёмной бутылкой.
— Люблю чародеек, после них всегда остаются обширные запасы. Надеюсь, это всё ещё эрвелюс, а не уксус.
Ведьмаки разлили в металлические кубки махакамский спирт себе, а мне тёмно-вишнёвого вина.
— Ну, будем, — Весемир сделал внушающий уважение глоток.
— Будем, — все последовали его примеру.
Вино обожгло пищевод и горячей волной плеснуло в желудок. Надо бы поесть, в первый раз за всё это время я ощутила, как сильно голодна. У жёсткого мяса был резкий привкус. «Наверное, потому что дичь», — подумала я, но спросить не решилась. В горшке оказалась капуста — жидкая, сладкая и кислая одновременно. Грубый серый подсохший хлеб был лучше всего.
Махакамский спирт разговорил ведьмаков. Они расслабились и принялись обсуждать хозяйственные дела. Ламберт объявил, что пойдёт на охоту. Весемир прикидывал на сколько хватит запасов и не пора ли съездить в ближайшую деревню.
— Я бы ещё поднакопил сырья на продажу, — не соглашался Эскель, — нет смысла тащиться с пустыми седельными сумками.
— У озера появились следы утопцев, они опять стягиваются на зимовку, — Ламберт воткнул вилку в мясо и точным движением ножа отсёк кусок. — Вот и будут нам ингредиенты на продажу.
— И стена ещё, стена, вы мне всё обещаете помочь с весны, лето прошло, зима на носу. И где стена? — Весемир обвел ведьмаков грозным взглядом.
— Да на месте она, только в виде камней, — отмахнулся Ламберт, — отдельных, правда. Всего-то, собрать их в кучу.
— Они уже два года лежат в куче!
— Ещё полежат, успеем, — Ламберт налёг на спирт.
Весемир недовольно покачал головой. Повернулся ко мне.
— Сегодня переночуй в комнате Геральта, там, где мы тебя нашли. А завтра решим, куда тебя поселить.
— Спасибо, Весемир. Я… пожалуй, пойду тогда. Спасибо за еду и вино, всё было ужасно кстати.
Я нерешительно наклонилась к Эскелю. Из всех ведьмаков, как мне показалось, он меньше других запарился моим появлением и отнесся к этому происшествию с любопытством и умеренным интересом. Может быть потому, что жизнь в Каэр Морхене не баловала событиями, а может и потому, что Эскель был ровесником и близким другом Геральта и знал от него о том, что для их мира всякие странности — это вполне нормально.
Была ещё одна причина обратиться к нему — последняя проверка на реальность, финальный приговор. Туалетный тест. В отличие от нажимания на глаз, это было лично моим персональным изобретением проверки реальности на прочность. Ни в одном из снов, как бы сильно ни хотелось в туалет и какие бы туалеты ни снились, а снились разные — и гигантские общественные во дворцах и в старинных подвалах, полузатопленные галереи и грязные дощатые бараки с рядами дырок, полные людей и пустые, но во снах никогда не получалось использовать их по назначению.
— Не мог бы ты показать, где у вас туалет и как он тут работает?
Выходя из столовой вместе с Эскелем, я услышала голоса Ламберта и Весемира.
— Она не слишком-то разговорчива.
— С каких это пор ты полюбил разговорчивых женщин, Ламберт?
По дороге я пыталась объяснить ведьмаку, как устроен унитаз у нас, но он только смеялся:
— Ты точно нездешняя, этого просто не может быть. Даже у магов я таких штук не видал.
Туалетом оказался крохотный альков, куда мы поднялись по башенной винтовой лестнице. Комнатушка нависала над пропастью, в дырку в сидушке задувал ветер. Эскель оставил мне свечу:
— Дальше сама доберёшься — просто иди наверх. Первая дверь в комнату Весемира, а этажом выше Геральта.
Он развернулся и, совершенно спокойно ориентируясь в полной темноте, направился вниз, насвистывая.
Я поднялась в комнату. Туалетный тест был пройден. Сказать, что я была удивлена, было бы недостаточным. Я была раздавлена, ошеломлена, и вместе с тем неожиданно возбуждена открывшимися перспективами. Физика, здравый смысл, весь мой человеческий опыт восставали от идеи, что я действительно переместилась в другой мир. Однако субъективная реальность, данная мне в ощущениях, утверждала обратное. Верить себе или верить опыту — нехитрый вопрос, я выбрала первое просто потому, что не хотела сойти с ума в этом мире, хоть бы это и произошло в том. Даже если я лежала в коме и ходила под себя где-то там, в том мире, что ж — мои галлюцинации настолько хороши, что я выбрала поверить им. Я попала в другой мир, и это… это… захватывало дух. В груди бухнул азарт, и проснулся интерес исследователя. Я осмотрелась по сторонам.
Угли в камине посреди комнаты уже прогорели. Я бросила сверху пару полешек, и, немного подумав, они занялись пламенем.
Со свечой в руке обошла круглую комнату и зажгла канделябры на стенах. Да, я прекрасно знакома с обстановкой — Ведьмак три, самое начало игры. Интересно, здесь ли бадья для купания? А вот и она, задвинута в угол, внутри набросаны какие-то тряпки. От дерева, из которого была сделана лохань, шёл банный запах хвои.
На столах вперемешку были навалены книги, стояли пузырьки. Я открыла наугад толстый фолиант: «Альгули — это гули, которые питаются трупами на протяжении стольких лет, что сладкий вкус человеческой плоти вынудил их нападать на живых людей и съедать их неостывшие тела». Отлично, я понимаю язык, и устный и письменный. Наверное, из-за того, что я играла в локализованную версию игры, меня зашвырнуло в локализованную версию вселенной. Это радовало.
Подойдя к большому, в рост, зеркалу, я стянула с рамы небрежно наброшенное покрывало. Открытие Ламберта взволновало меня — надо бы посмотреть, в кого я тут превратилась. Впилась взглядом в тёмное в неверном свете свечей отражение. Да, стала моложе, сколько мне тут? Двадцать? Двадцать пять? По нашим меркам я бы дала столько. По местным, если их девушки созревают раньше, мне могло бы быть и шестнадцать-восемнадцать, кто знает. Стала чуть подтянутее, и по ощущениям от свободных джинсов, потеряла пару килограммов. Как там было, в одном из мемов нашего мира? Хочешь за секунду похудеть на два кило — выпрями спину. «Или попади в другой мир», — прошептала я. Черты лица смягчились, глаза стали ярче и будто немного больше. Брови избавились от попыток их окультурить и разлетались решительными дугами. Пропали модные блонд-мелирования, цвет волос вернулся к природному светло-русому. Странное было ощущение, довольно противоестественное. «Ты попала в игру, сорокалетним тут не место», — говорило зеркало.
