сказала мажорка. Да, девушку можно увезти из колхоза, но колхоз увезти из девушки нельзя. Как была хамкой, так и осталась. Даже в вечернем платье. С чего я решил, будто она из деревни? Да просто так. От злости.
– Я сам решаю, что и когда мне пить, – ответил я.
– Вот и докажи, – Максим пододвинула мне рюмку.
– Не буду.
– Слабак.
– Ты меня на «слабо» не бери, не получится, – гордо предупреждаю.
– Слабак, – повторяет Максим. – Пить не умеешь, так и скажи.
– Кто, я?
– Ты, не я же.
Ну, сейчас я тебе покажу, кто тут пить не умеет! Беру рюмку и опрокидываю в рот. Глотаю ледяную жидкость, но ни закусывать, ни запивать не собираюсь. Отвернулся и сижу.
– Мужи-и-ик, – говорит Максим. И вроде слово-то одобрительное. Но почему в нем опять столько сарказма?!
Глава 3
Мне жутко стыдно признаваться, что соревнование, устроенное мажоркой, в которое она втянула меня, как последнего дурачка, я с треском проиграл. Как это понял? Очень просто, к сожалению. В тот самый момент, когда ведущий назвал мое имя, сказав, что сейчас виновника торжества поздравит его сын Александр, я попытался встать… и не смог.
Едва я попробовал сделать это, как весь огромный зал вместе с гостями закружился перед глазами в безумном вальсе. Чтобы не упасть, я вцепился одной рукой в спинку стула, а другой в столешницу, потянув за скатерть и едва не опрокинув на пол все, что там было. Нет, все-таки парочка фужеров с гулким стуком хлопнулись об стол, один даже раскололся, и из него вытек сок.
– Сынуля-то накушался до зеленых соплей, – прокомментировала мой провал Максим. – Осталось только мордой в салат, и баиньки.
Господи, как же мне стало стыдно за свое поведение! Никогда в жизни я не был покрыт таким толстым и зловонным слоем позора, как в тот момент. Так себя показать перед гостями отца! Родственниками, друзьями, бизнес-партнерами! Единственный сын нализался до свинского состояния, так что даже поздравить не может.
– Папа! – выкрикнул я, при этом ощущение было такое, что смотрю со стороны, как какой-то пьяный юноша пытается толкнуть речь, но при этом язык у него заплетается, подняться с места не в состоянии, а глаза блукают по сторонам, не в силах задержаться на одном предмете. – Я тебя проздр… проздров… поздааравляю! От души!
– Спасибо, сын, – ответил отец. Если бы я в тот момент умел оценивать реальность объективно, то услышал бы, сколько разочарования и гнева вложил мой предок в эти два слова. Но мне было не до того. Начало тошнить, и я вдруг явственно осознал: если прямо сейчас не окажусь возле унитаза, случится непоправимое. Потому что напиться – это еще как-то более-менее простить можно. Если наблевать на виду у всего зала – вот что будет настоящей катастрофой. Ведущий между тем, заметив, что ситуация накалилась, сболтнул какую-то шутку, его партнерша весело засмеялась, и они объявили следующий номер.
Меня между тем дико штормило. Я снова попытался встать, и неожиданно получилось. Только голос, этот противный, но такой очаровательный, бархатный голос прошелестел рядом с ухом:
– Пошли, помогу, сынуля.
Мажорка. Пришла-таки на помощь «названному сыну». Это ж ни в какие ворота! Она мне теперь, если с моим отцом встречается, кто? Мачеха? Нет, в таком случае это инцестом называется. Тётя? Нашлась родственница! Она же моему отцу не сестра. А кто? Не племянница, поскольку старше, да и вообще. Боже мой! Моя приемная мамаша! Ха-ха-ха! Превозмогая тошноту, я рассмеялся.
– Алкаш, – ухмыльнулась Максим, продолжая фактически тащить меня до заветной комнаты. Откуда в ней столько силы, а? В мужском туалете она открыла для меня кабинку и оставила одного. Вскоре оттуда послышалось, как я зову из фаянсовых глубин некоего Ватсона. Да, мне бы теперь доктор точно не помешал.
Прочистив организм в некотором смысле, я вышел из кабинки, умылся ледяной водой, стараясь привести себя в чувство. Какое там! Стены ходуном ходят, потолок с полом перемешаться желают. Вот она меня напоила, а?! Ничего, будет и на моей улице масленица!
– Гадина ты, – высказал я в лицо мажорке коротко и ёмко всё, что о ней думаю.
– Вот тебе на! – усмехнулась она. – Я его от позора спасла, притащила сюда и слушала, как его высочество блевать изволят, а он меня же и оскорбляет.
– Что заслужила, то и получи. Ты меня напоила, – сказал я.
– Неужели водочку насильно в ротик вливала? – язвительно спросила Максим.
– Нет, но ты меня спровоцировала! – последнее слово я выговорил с трудом, потому что язык продолжал ворочаться во рту, как подстреленный.
– Спрово… как? – делано переспросила мажорка.
– Да пошла ты!
– Я-то пойду, а вот ты куда денешься, пьяница малолетний? – опять насмешливо поинтересовалась она.
– Ничего, как-нибудь. Вот сейчас такси вызову… – я сую руку во внутренний карман пиджака. Цепляю пальцами смартфон. Вытаскиваю. Вжик… бух! Дорогущий аппарат, купленный на отцовские деньги (подарочек на 23 февраля) падает на пол углом и разлетается вдребезги. Да что за день-то такой! Мне жалко телефон до слез. Я сажусь на корточки, начинаю его собирать. Бесполезно. Тут веник и совок нужны, а не ремонт.
Слезы отчаяния и бессильной злости начинают капать на кафельный пол. Смотрю на обломки, держу их в руках и плачу. Как малыш, у которого кто-то злой и сильный раздавил игрушку на детской площадке.
– Ой, как я не люблю эти сопли, слюни и слезы! Ну, чего ревешь, как баба? – слышится уже злой голос Максим. – Не скули, папенька тебе новый купит.
Она даже посочувствовать не может моему горю. Это не женщина, а исчадие ада какое-то!
Но вот опять сильные руки хватают меня за плечи. Она ставит меня на ноги, наклоняет головой к раковине, включает холодную воду и вдруг начинает, одной ладонью держа за шею, второй протирать мне зареванное лицо. Только про слюни и сопли это она приврала, конечно. Я расплакался, а не разрыдался. Умывает, как ребенка. Интересно, у неё дети есть? «Нашел время, о чем думать!» – ругаю сам себя.
И понимаю, настолько приятны мне эти прикосновения сильных, но мягких пальцев. Мажорка набирает новую порцию воды, проводит по моей горячей коже, которая становится всё холоднее, и благодаря этому я постепенно прихожу
