— «Барракуда» оснащена приемником предупреждения об облучении радаром и автоматически включает «прозрачный» режим, то есть мгновенно пропадает с экранов радаров. Ну и само собой — система предупреждения о пуске ракет.
— А со скоростью как?
— Максимальная скорость триста километров в час.
Полковник присвистнул:
— Для вертолета это круто! — Полковник погладил рукой лысину. — Вот только не могу понять одного — обычно экипаж военного вертолета такого класса состоит из пилота, летчика-штурмана, борттехника. Тут в экипаже только двое: пилот и борттехник. Мне, как вертолетчику, это непривычно.
— Вам это кажется странным, но вертолет напичкан электроникой, она и выполняет всю работу, которую раньше делали люди. Ничего невозможно замысловатого здесь нет, вот почему с машиной в полете управляются двое: я и борттехник. Этого вполне достаточно. В принципе это и есть главное — электроника, вот что тут самое ценное. И поверьте мне, это сердце вертолета, — пилот постучал по фюзеляжу вертолета, — сердце «Барракуды».
Командир вертолетной части проникся искренним уважением к пилоту.
«Вот таких специалистов бы, да побольше. Молодой, амбициозный, с техникой на „ты“, — подумал он.
— Это я обо всем в последнюю очередь узнаю, — улыбнулся полковник, — мое дело только обеспечить испытания. А вы, видимо, давно в курсе, что со дня на день прибудет группа офицеров-десантников, практиков, как раз и посмотрят испытания «вертушки», оценят по достоинству. Кстати, а почему эту машину в такую глушь загнали?
— В европейской части России демонстрировать ее не стоит. Не хотим светить раньше времени. Американцы там постоянный спутниковый мониторинг ведут, утечка информации… Мало ли что? А тут — глушь, посторонних нет. Да и условия здесь экстремальные, — пилот взглянул на часы, — пробный полет хорошо пройдет. Для него даже сегодняшний ветер не помеха.
— Это правильно, нечего им знать о наших достижениях, — проговорил полковник, — посмотрите полигон, где предстоит демонстрировать новые возможности «вертушки», он в десяти километрах отсюда.
— Ну что, вывезем его на площадку?
Тягач с урчанием вытянул вертолет из ангара. Метель на улице поутихла, в воздухе воцарилось относительное спокойствие. Прожектор на вышке выхватил лучом света из темноты тягач и осветил дорогу к площадке. «Барракуду» выкатили на площадку и поставили возле дежурного вертолета «Ми-28».
— Сразу видна разница! — Полковник улыбался, сравнивая «Барракуду» со старым вертолетом. — Такая же, как между молодой красоткой и древней беззубой старухой.
— Хотите осмотреть вертолет изнутри? — Пилот посмотрел полковнику в глаза. — Я, конечно, понимаю, что это нарушение инструкции, но для вас можно сделать исключение.
Командир вертолетной части не ожидал подобного предложения от представителя «Ростехвооружения».
«Когда еще посидишь в подобной машине», — подумал полковник.
— А это возможно? — еще раз уточнил он.
— Для вас да. — Пилот загадочно улыбнулся.
Открыв полковнику кабину, Владимир Пожарский произнес:
— Только ничего не трогайте, начальство не поймет, если что-нибудь произойдет… А я пока «Ми-28» осмотрю, давненько не приходилось летать на такой машине.
— Ради бога, — полковнику было уже не до испытателя, он был поглощен созерцанием приборов «Барракуды».
Пожарский подошел к старому вертолету, походил вокруг него, присел на корточки, после чего забрался в кабину. Минут через десять из «Барракуды» выбрался полковник, его лицо светилось от счастья.
— Столько хрени электронной. Так и не разобрался, что к чему, — честно признался он.
— Абсолютно новый подход к управлению машиной и контролем за системами. И я долго все изучал, пока все не запомнил, — снисходительно бросил испытатель, — а как у вас здесь с топливом? Я знаю, что в ДальВО всегда чего-то не хватает, потому что дорог практически нет.
Полковник устроился на сиденье рядом с представителем «Ростехвооружения».
— Да, все топливо пришлось для «Барракуды» слить. Только в этом «Ми-28» еще осталось, он ведь дежурный. А так весь вертолетный парк с пустыми баками стоит.
— А если пожар в тайге или еще что-нибудь? Что делать будете?
— Придется дежурным обходиться. «Ми-28» еще никогда не подводил.
— Кстати, я бы в город съездил. «УАЗ» дадите?
— Даже с водилой, — улыбнулся полковник.
— Хорошо. Только водителя я отпускаю, сам за руль сяду. У меня тут подружка, — доверительно произнес Пожарский, — сами понимаете…
— Все мы мужики… Езжай, майор, — полковник пожал руку испытателю.
Глава 2
Поселок корейцев-лесорубов с виду напоминал скорее зэковскую зону, чем место, где проживают свободные рабочие. Колючая проволока, тянувшаяся поверх высокого бревенчатого забора, окончательно отбивала охоту у смельчаков через нее перебраться. Вышки для автоматчиков. Рубленые бараки, сложенные из свежих бревен, еще пахли смолой, а прорезанные в них окошки были настолько малы, что при желании и голову наружу не высунешь. Коммунистические лозунги были развешаны везде, где только возможно. На это в Северной Корее денег не жалеют. Они вещали иероглифами божественные заповеди идола корейской революции. Не скрыться было и от портретов великого вождя Ким Ир Сена и его сына — любимого руководителя Ким Чен Ира, нынешнего лидера Северной Кореи. Хотя первого уже и нет в живых, но официально Ким Ир Сен продолжает считаться в Пхеньяне реальным руководителем государства. Мертвец — «живее всех живых», парадокс, но при диктаторских режимах и не такое возможно. «Великий Вождь» и «Любимый Руководитель» — это не эмоции корейцев, а абсолютно официальные титулы.
На российском Дальнем Востоке северокорейские лесозаготовители обосновались недавно. По соглашению между правительствами Российской Федерации и Корейской Народно-Демократической Республики в Хабаровский край в середине девяностых прибыли северокорейские лесорубы. Для обеих сторон дело выгодное: часть поваленного леса остается в России, а часть идет в безлесный Пхеньян. Для местных властей — полная выгода и никаких проблем с иностранцами. В поселках северных корейцев своя администрация, своя служба безопасности, даже свои суды. В общем, маленькое государство со своими законами внутри другого, своеобразное гетто. Выходить за пределы которого строжайше запрещено — только на работу. Чтобы следить за порядком в каждом поселке есть свои северокорейские гэбэшники — а то подопечные «русской буржуазной заразы нахватаются». Для России работа северных корейцев выгодна, ни копейки не стоит, а лес — он сам по себе растет. Рассчитываются с лесорубами в Пхеньяне, к тому же ничего не стоящими северокорейскими вонами. А работать в России на Дальнем Востоке для корейца за счастье. Накормлен, одет, а на родине, в Северной Корее, народ траву ест. Ким Чен Ир в это время ядерную программу разрабатывает, отцовские идеи чучхе в народ продвигает.
