было бы понятно. Но взгляд человека напротив не изменился — он просто смотрел на нее. Она не увидела ни мужского нетерпения, ни детской капризности. Ни угрозы, ни насмешки. При этом в них оставалось что-то теплое и родное, чему она не находила названия. Она заставила себя отвести взгляд и попробовала переключить свое внимание на оркестр, затянувший очередную джазовую композицию.
Возможно, этому разговору нужна была пауза, она помогла бы ему вернуться в прежнее русло. Но следующая реплика подоспела чуть быстрее, чем это возвращение могло бы случиться.
— Я всего лишь говорю о том, что вижу. И абсолютно не спешу, вечер только начался. Мне хотелось бы провести его с вами, несмотря на то что я до сих пор не знаю вашего имени. Это как раз к вопросу о моей торопливости.
Голос звучал твердо и уверенно, чего нельзя было сказать о состоянии его хозяина. Мысли совершенно перемешались в его голове. И одновременно ему становилось легче от того, что вещи, которые он не смел сказать никому раньше, теперь так свободно и решительно прорывались наружу. Навстречу той, которая, как ему казалось, могла бы оценить все сказанное.
Оркестр продолжал играть, но она словно перестала его слышать. Да, торжественная часть вечера подошла к концу, едва начавшись. Она сама не заметила, как вежливая улыбка соскользнула с ее лица. Как исчез и всякий смысл изображения жизнерадостности и легкомыслия. Незнакомец не говорил об этом вслух, но она чувствовала, что он видит ее значительно глубже, чем ей хотелось бы позволить. Страха она не чувствовала. Оставалось ощущение чего-то необычного, недоступного в понимании. И она по-прежнему не знала, как к этому относиться.
В этот момент к столику, наконец, приблизилась официантка. Ее бело-голубой легкий костюм с передником действительно выглядел довольно нелепо на фоне шикарных нарядов посетителей. И, как будто чувствуя это, девушка держалась подчеркнуто отстраненно. С вежливой официальностью она осведомилась о заказе, однако, с ответом ни молодой человек, ни его спутница не торопились. Они смотрели друг на друга и со стороны выглядели несколько растерянно, словно люди, только что получившие какое-то невероятное известие. Немного подождав, она удалилась, оставив загадочных клиентов наедине с их размышлениями.
— Марина, — произнесла она, как только официантка отошла от их столика.
— Максим, — тут же откликнулся он, слегка наклоняя голову.
— Понимаете, Максим, — заговорила она тихо и четко, — когда я говорю с незнакомым мужчиной, то предпочитаю знать, что ему от меня надо. А что нужно вам, мне пока непонятно. Вам придется показаться из-за своей маски загадочности, если вы хотите, чтобы наш совместный вечер удался.
Не то, всё не то… Она едва не закрыла глаза от огорчения и разочарования. У нее было время, чтобы подумать, пока рядом находилась официантка. И что же? Все, на что хватило ее женского обаяния — это пара резких фраз в адрес человека, который только что предложил ей помощь?
Упершись локтями в края столика, он наклонил голову еще ниже, словно пристально изучая узор на скатерти прямо перед ним. Да, все правильно. Ни к чему был этот разговор. Еще одно его высказывание — и она возьмет свою сумочку, а затем, бросив последний взгляд, скроется, исчезнет для него навсегда. Он ясно увидел эту картину, и его сердце сжалось от такого зрелища. Неужели даже тогда, когда ему внезапно предоставился шанс встретить ту, о которой мечталось, он не сможет сделать ничего, чтобы удержать ее рядом даже на вечер? Неужели он…
— Вы понравились мне. С самого первого взгляда. Понравились не как красотка на пляже. Я увидел в вас большее. Я чувствую ваш свет, и с каждой минутой он всё дороже для меня. И я не хочу вас отпускать.
Фразы рождались и тут же рывками вылетали, выталкивались из него. Пока они летели, он неотрывно следил за ее глазами, чувствуя, что они помогают ему. С каждым новым словом он чувствовал себя свободнее. Он был уверен в том, что она поймет его, даже несмотря на неказистость оборотов, и от этого на сердце становилось теплее.
Этого не может быть. Мужчины давно не говорят таких слов, они находят другие и считают их, как и себя, решающими, бьющими точно в цель. "Ваш свет"? "Я увидел в вас большее"? Кто ты и почему говоришь мне это так прямо и не смущаясь? И почему, черт возьми, я верю?
— И еще я вижу, что вы несчастливы. Оттого, что играете множество ролей, и не можете себе позволить быть самой собой, — сказал он и замолчал, глядя на нее.
Вот почему. Потому что он видит меня.
Еще несколько мгновений она смотрела на него, не мигая. А затем почувствовала, как нечаянная улыбка приводит ее губы в движение. Сердечная улыбка.
— Устали от игр? — позабытым "домашним" голосом поинтересовалась она.
— Да. Причем как по чужим, так и по своим правилам, — ответил он, помедлив.
Она с улыбкой протянула руку к сумочке.
— Я закурю, ты не возражаешь? — спросила она.
— Кури на здоровье, — отозвался он. — Ты вообще можешь вести себя так, как тебе захочется. По крайней мере, со мной.
— Спасибо, я это запомню, — сказала она, бросив на него мимолетный взгляд.
Вытащив из пачки сигарету, она щелкнула зажигалкой. Ее пальцы заметно подрагивали. Она знала, что он видит это. В другой ситуации она не позволила бы постороннему мужчине увидеть свое душевное состояние. Но внезапно ей стало легко от ощущения того, что необходимость что-то скрывать не довлеет над ней. Никаких игр, только она, сигаретный дым и человек напротив.
— Скверная привычка, согласна, — произнесла она извиняющимся тоном. — То немногое, что осталось со мной от супружеской жизни. Мы действительно расстались с мужем, ты был абсолютно прав.
Он наблюдал за переменой в ней, удивляясь и радуясь одновременно. Его поразила ее способность во мгновение сбросить маску и получить удовольствие от этого. Ее свобода тут же передалась ему, он почувствовал какое-то обновление в себе, словно кто-то вдруг снял все запреты, открыл невидимую дверь в другое измерение, заменил штампы, рамки и условности чем-то другим — доступным, естественным, чистым, справедливым.
— Хочешь поговорить об этом? — спросил он.
Она ненадолго задумалась, затем покачала головой.
— Наверное, нет. Все это в прошлом, в которое мне уже не хочется возвращаться. Я полюбила не человека, а его деньги, и в этом была моя ошибка, за которую я расплатилась двумя годами душевного забвения. Нельзя было жить по принципу: "богатство есть, а любовь приложится". Нельзя было требовать от человека того, чего он не мог мне дать.
