Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 16
греха. На стене в комнатушке Ани висели постер патлатой группы Cinderella и календарь с Шатуновым. Всем, как одному, Юрий нарисовал усы Гитлера. Ещё он любил таскать из Театра маски: то чёрта, то лебедя.
— Мы тут, — он оглянулся, нет ли поблизости ушей, — с Францем… знаешь его? Он английский на Горке преподаёт, такой…
Юрий затих в попытке припомнить хоть одну выразительную черту Франца и не сумел.
— … такой. У нас с ним был уговор. Прости, не говорил… Ты не подумай, там не криминал, ничего такого. Был, потом повздорили. Я и уехать не из-за него хочу. Повод будет. Очень скоро.
Аня отложила ложку и уставилась на Юрия. В ней читалось недоумение ребёнка, для которого смерть бабушки — не трагедия. А только прекращение цепи пирожков, компотов и чая с малиной.
— А кто играть будет, мася?
Юрия охватил неожиданный импульс смелости.
— Поехали со мной. Документ сделаем.
В слове «документ» Юрий упорно делал неподобающее ударение на «у». В другое бы время Аня улыбнулась. Но тут опустила кончики губ и настороженно на него взглянула. Она не понимала спонтанности.
Аня здраво считала лучшее врагом хорошего. Перспектива потерять всё — пусть и в теории, пусть и необязательно — пугала её. Страх отразился в том, как она положила варенье Юрию на блюдечко.
Пальцы Ани взяли ложку рассеянно. За самый изгиб у черпала.
Убеждая, Юрий взял её руку. Аня легонько погладила его ладонь.
— Глупость. Куда я поеду? Денег нет. Работа. И язык не знаю.
— А не проблема, у тебя переводчик будет.
— Откуда? Ты, что ли, наймёшь? На какие шиши? Ты чайка, а не миллионер. У тебя бабок не больше моего.
— Будут деньги, — уклончиво заметил Юрий. И этого Аня не понимала.
— Нет, я так не могу. Ты сразу скажи: так и так, Аня, хочу жить вот так, работать — вот там. Ну я посмотрю и скажу, что думаю. Но нет, мы ж любим загадки устраивать. А если ты дурью заняться хочешь, а? Уеду с тобой, и куда потом денусь? Одна, на чужой стороне? А если ты меня… И думать страшно. Я ж не знаю, что ты там навыдумывал.
— Всё легально, я просто стану знаменит. Как Василий Ливанов. Ты знала, у него орден какой-то королевский? Английской короны. Вот и я так, только в Америку… человек один должен быть, он поможет.
— А кто сказал?
— Фира, — сказал Юрий и осёкся.
Об инспекторе Фире знали все чайки, но он никогда не появлялся в компаниях. Он посещал каждого, кого хотел увидеть. Фира дожидался момента, когда его жертва оставалась одна. И тогда показывался с новым докладом от Министерства, директивой или халтуркой.
Его интересовали только слабовольные чайки.
Фира — это сокращение от Порфирия. За едкость и хитрость он получил кличку «чужеяд». Сколько Юрий себя помнил, Фира занимал пост инспектора Ретазевского филиала Федеративного Управления по Делам Сверхлюдей (РФФУДС) и не менялся год от года. Он будто родился сухоньким и тонконогим стариком в остроносых туфлях.
В людях Фира не вызывал первобытного ужаса. А вот чайки боялись его, ведь не имели смелости на отказ от его предложений.
— Я бы ему не верила. Он же мент, Юра, — Аня вложила в это слово всю силу пренебрежения. — Ему от тебя одно надо. Сила.
Радио-пианист зашёлся над партитой номер 2 в цэ-минор, BWV 826. Юрий знал это сочинение с музыкальной школы и слышал, что у него скверно выходит. И всё равно обратил рассеянное внимание в звук.
Вместе с раздражением голову поднимали голоса.
— Он мне как дедушка.
— Хреновый у тебя дед, если посылает внучка в ад.
— И всё равно, — Юрий старательно перевёл тему. — Ты со мной?
— Не знаю. Надо подумать. Я не хочу, чтоб ты жалел.
— А если я скажу, что едем через три дня? Или даже завтра?
— Не знаю я, Юрочка. Как-то слишком быстро. Так дела не делаются.
— Отправим тебя учиться, ты представь. Язык выучишь, будешь фильмы без перевода смотреть. И пальмы, помни про пальмы. Они там везде. Это тебе не яблоньки, такие большие… закачаешься.
Аня не повелась и промолчала. Юрий начинал выходить из себя.
Музыка невообразима без нот, а его жизнь — без Ани. Она разводила в Юрии костёр жизни. И возглавляла то немногое, что перекочевало из Союза в новую, бесплодную и голодную, жизнь.
Только Аня и голоса задержались у Юрия надолго.
Он не мог лишиться её на пути к лучшему и большему.
— Анечка, я же не смогу один. Ты мне нужна. Соглашайся.
— Юра, давай не будем.
— Ты уже согласна, я же вижу, — зашипел Юрий.
— Юра, — она повысила голос. Кто-то из пенсионеров выглянул на шум из-за своей панамки, жуя котлету. — Я сказала «нет».
— Чего кричишь? Я же с тобой по-хорошему.
— Я с тобой тоже по-хорошему. А ты как баран о новые ворота.
— Анечка, давай не ссориться.
— Давай. А ты не дави. Решим как решим. И без меня уедешь, какие твои годы? Всё, закрыли тему. Ешь, бабай, — она была почти ласкова.
— Без тебя не уеду, в том-то и дело. Ты же мне стала как родная.
— Ты долго ещё будешь кровь из меня пить?
— А я не понял, я тебе что-то плохое предлагаю? На панель выйти? Или жить нормально? — У Юрия захватило дух от смелости. — Что, и слов нет, Анечка? А я у тебя спрошу. Сколько ты вот так жить собираешься?
— Как… вот так?
— Что даже блины я тебе покупаю.
Аня звонко бросила ложечку на тарелку.
— Ты заигрался, Юра, — обратилась к официантке, которая сновала от братков к браткам: — Девушка! Счёт, пожалуйста. А ты… Я ухожу.
— Никуда ты не пойдёшь.
— Почему?
— Я так сказал. Пока не договорим, не уйдёшь.
Аня побледнела, так и застыв на месте. От Юрия никто не ждал стали.
— Говорила мне мама, что у тебя с ку-ку беда.
Юрию не доставляло удовольствия давить, но не знал, как выкрутиться по-иному. Им полностью завладело раздражение.
— Жалко, что не послушала.
— Тиран.
— Как отлистываю, так Юра-Юрочка. А как прошу по-человечески, так сразу тиран. Все вы, бабы, одинаковые.
— Нет, я точно ухожу. Это уже ни в какие ворота.
Аня вскочила на ноги. Пенсионеры ни на шутку встрепенулись и даже загалдели. Явственно слышались фразы: «безобразие» и «ужас».
— Стой, — поморщился Юрий.
— Убери руки, руки убери! Я охрану позову!
Юрий и Аня вели себя театрально. Они, сами того не зная, подражали мыльным операм. В них не было умения ругаться и проклинать.
Они искусственно
Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 16
