Бригадир. Под началом шестеро. Дают 2–3 нормы постоянно. Тысячное боевое изделие завод поручил выпустить комаровцам».
На каком заводе работал Саша Комаров? В моем блокноте записано — «на Н-ском». Какое изделие он выпускал? В моем блокноте помечено — «боевое». Другого названия я при всем желании не могла, не имела права тогда написать…
Большая исследовательская работа нужна для того, чтобы найти теперь следы Валентины Петровны, Нины Емельяновой, Виктора Гаврилова, Саши Комарова, четырнадцатилетнего Коли Табунова, премированного в блокаду за отлично сданный гостехэкзамен одним из романов Жюля Верна. Или Вани Жукова (не чеховского, нет), пятнадцатилетнего ученика токаря с Н-ского завода, которому председатель Исполкома Ленсовета Петр Сергеевич Попков лично вручил в июне 1943 года медаль «За оборону Ленинграда». И еще многих, очень многих их сверстников и соратников. И думается мне, что для красных следопытов эта работа могла бы стать такой же увлекательной, почетной и важной, как поиски тех героев войны, которые сражались на ее фронтах с оружием в руках.
Сейчас, три десятилетия спустя, когда оглядываешься назад и вспоминаешь прожитое и пережитое в те годы, на память невольно приходят строки, написанные в другую, более раннюю пору существования Советской власти, по поводу других событий и другой войны. Строки эти знают у нас многие. Их написал Маяковский:
Если блокада
нас не сморила,
если
не сожрала война горяча, —
это потому,
что примером,
мерилом
было слово
и мысль Ильича.
Нет, не все ребята, чьи имена и фамилии я нахожу записанными в своих блокадных блокнотах, изучали работы Владимира Ильича Ленина. Но вся их жизнь, все их действия, все то, что окружало их в детские и юношеские годы, было связано с именем Ленина. Они с гордостью называли себя советскими гражданами и готовы были драться за это гордое звание с самым злым, коварным и страшным врагом. Они делили мир на «красных» и «белых», как потом, позже, младшее, послевоенное поколение советских ребят станет делить мир на «советских» и «фашистов». Они не представляли себе другой жизни, кроме той, какой жили до нашествия фашистских орд…
Каждый день открывал нам все новые и новые имена юных стахановцев военного времени. Ведь работать хорошо стремились тогда все. Да и как могло быть иначе.
«Девять смелых» — так, помню, назывался материал о бригаде, которой руководил подросток Илларион Горин.
Считать это случайностью или закономерностью — не знаю. Но руководство бригадой ему доверили буквально на следующий день после того, как в райкоме комсомола вручили комсомольский билет.
Молодой бригадир сразу показал себя серьезным, вдумчивым руководителем. Свою деятельность он начал с того, что расчленил всю работу в бригаде по операциям. По существовавшей технологии каждый член коллектива выполнял все задание от начала до конца, поэтому станки требовалось перестраивать за смену не один раз. Это, справедливо решил Горин, в военное время слишком большая роскошь. Потребовав затем, по совету мастера, чтобы каждый из девяти научился одинаково хорошо выполнять все необходимые операции, новый бригадир добился того, что никакие случайности не могли нарушить планомерного ритма работы. Один за всех, и все за одного — стало девизом бригады.
Не удовлетворившись тем, что все бригады в цехе соревновались между собой, горинцы ввели индивидуальное соревнование.
Как раз в те дни, когда я знакомилась с их работой, вымпел комитета комсомола завоевал один из горинцев — токарь Михаил Гаврин. Незадолго до этого события в бригаде произошло другое, не менее радостное — пятнадцатилетние токари Владимир Шляхтов и Маргарита Нечаева вышли победителями в цеховом соревновании.
Результаты не замедлили сказаться. Девять подростков, каждый из которых мог работать на станке только стоя на деревянной подставке, выполнили двухмесячную программу на 25 дней раньше срока.
Горинцев поздравляли с успехом и присвоили молодой бригаде звание фронтовой. Не просто фронтовой — имени прославленного полководца Героя и Маршала Советского Союза Жукова…
«Леонид Зуев — 403 процента. Считать мобилизованным» — так гласит еще одна запись в блокноте.
Четыреста три процента! Скажем прямо, отлично. Но удивляться этому не приходится. Недаром, когда Зуев пришел на завод, он написал в своем заявлении в отдел кадров:
«Прошу считать меня мобилизованным. Хочу работать для фронта».
Именно это желание, стремление стать на место тех, кто ушел из заводских корпусов, чтобы сменить оружие тыла на винтовку, а не потребность в заработке, было той движущей силой, которая привела к станкам большинство ленинградских подростков. Именно это заставляло их применять все свое только что приобретенное умение, все свои силы на то, чтобы давать продукцию не за себя одного, а за двоих, троих, десятерых. Да, и десятерых тоже…
О стахановцах в блокаду писали чаще всего предельно коротко. Выходила «Смена» в войну на двух страничках. Площади на них всегда не хватало. Каждую строчку приходилось брать с бою. Вот и сообщали: «Стахановец имярек выполнил норму на столько-то процентов». И этим ограничивались. А как выполнил, за счет чего, не раскрывали. Получалось, что выполняли и перевыполняли на одном только энтузиазме.
Слов нет, энтузиазм был тогда и вправду основной движущей силой. В борьбе с врагом, которую вел в годы войны советский народ, равнодушных быть не могло. Но кроме энтузиазма требовалось еще и умение. Вот такое, например, как у Николая Долодугина. Об этом замечательном пареньке в моем блокноте записано точно так же, как и обо всех остальных ленинградских подростках: «Николай Долодугин. Н-ский завод». Но я отлично помню, что этот Н-ский завод был на самом деле Невским машиностроительным заводом имени В. И. Ленина. Именно там работал в начале войны юноша, имя которого дало название мощному движению молодых стахановцев военного времени. «Работать по-долодугински» — значило работать только отлично, по-фронтовому, за нескольких человек одновременно.
Результаты, которых добился Долодугин, были настолько значительны, что при всей недостаче «жилплощади» «Смена» нашла на сей раз место, чтобы раскрыть «секреты» молодого стахановца, дававшего от семи до десяти норм ежедневно.
«Секреты» эти были, впрочем, доступны каждому. Первый и самый главный из них заключался в том, что Долодугин за короткое время настолько досконально изучил свой сложный токарно-револьверный полуавтомат, что станок этот, как с уважением говорили старые, опытные рабочие, «пел под его руками».
Характерным для Долодугина было и другое. Он умудрялся экономить рабочее время буквально на всем. Подводит, например, его сосед по цеху резец. У соседа на этой операции заняты обе руки. А Долодугин правой рукой подводит резец, левой включает фрикцион. Затупится у соседа резец. Он останавливает
