Марковны. У нее сад вчера обнесли, она просила помочь.
- Малышня? – сходу угадал охранник, хмурясь.
Я пожала плечами. Ходить вокруг да около не хотелось. Да и смысл? Подумаешь, кража века!
- Может они, а может Волковы. Знаешь таких?
Густые брови охранника натурально полезли на лоб.
- Волковы? Обнесли сад? - он мотнул головой. – Да ну, быть такого не может!
- Вот и мне не очень верится, - созналась я, переступив с ноги на ногу. – Скорее дети хулиганят.
Как-то не вязались у меня нелюдимые ликантропы и эта детская выходка с кражей вишен. Не зря же нас учили составлять психологический портрет преступника!
Вулф нахмурился ещё сильней, резко повернулся, брoсил через плечо:
- Иди за мной!
И свернул на протоптанную между лип тропинку, причем ни одна ветка не колыхнулась.
Я таким проворством похвастаться не могла, однако худо-бедно за ним поспевала. Идти, впрочем, оказалось недалеко. Сторож остановился у старой водонапорной башни, задрал голову, сложил руки рупором и позвал:
- Эгей!
Из окна-бойницы ловко пульнули в него... чем? Сторож уклонился-перетек в сторону и укоризненно качнул головой. Только что пальцем не погрозил.
Я не поленилась наклониться и подобрать, кхм, снаряд. Покатала в пальцах вишневую косточку и продемонстрировала ее охраннику:
- Улика.
Мой негромкий голос, против ожиданий, в башне расслышали. В бойнице мелькнула детская мордашка, потом девчонка высунулась наружу по пояс.
- Какая ещё улика? Ты гонишь, тетя!
Я поморщилась, так нелепо звучал блатной жаргон в устах милого дитя в платьице с оборками и с бантиками на белокурых косичках. Рядом смутно угадывались другие дети.
- Спускайся, поговорим.
- А чего мне за это будет? – прищурилась хулиганка.
- Лучше спроси, чего не будет, – хмыкнула я. – Привода в детскую комнату полиции, например.
Девчонка задрала нос.
- Подумаешь! Не впервой. Так чо предъявить хочешь?
- Метрoвочка! - вдруг рявкнул сторож, да так, что даже я невольно пригнулась. - Сколько раз я тебе говорил не лазить в эту башню? Там может быть опасно! Слезай по-хорошему, а не то...
Угроза не прозвучала, но девчонка побледнела и сдулась. Шмыгнула носом и махнула кому-то рукой.
- Отбой, пацаны. Спущусь, перетрём по-взрослому.
Я только глаза закатила. Куда катится мир?!
Росту в девчонке было около метра, зато самомнения - на все пять.
- Ну? Чего надо? - фыркнула она, задрала голову и уперла кулачки в изрядно пропыленную юбку. Оборка на подоле была надорвана, с рукава на манер кружева свисала паутина.
Кто эту хулиганку так наряжает? Ей бы камуфляж, как у Вулфа.
- Это вы оборвали вишни в саду у дяди Вано? - не мудрствуя лукаво, спросила я.
Она вытаращила голубые глазенки, дернула себя за косичку и оскорбилась:
- Да у моей бабки лучший вишняк в округе! И вообще, я чужого не беру.
- А твоя банда? – вмешался Вулф.
Над девчонкой он вoзвышался скалой.
Она дернула плечом, не выказывая ни малейшего страха, и посмотрела на него снизу вверх.
- За свою братву ручаюсь. Ну так чо?
Мы со сторожем переглянулись, и я молча покачала головой. Преступники всегда отрицают свою вину, и само по себе голословное "это не я!" ещё ничего не значило. Однако мое чутье домового прямо-таки кричало, что это не наш случай. Уж слишком спокойна эта мелкая козявка, слишком уверена в себе. Даже матерые рецидивисты нервничают, оказавшись в поле зрения полиции, а этой хоть бы хны.
- Свободна! - бросил Вулф хмуро.
Девчонка фыркнула, вздернула нос и птицей взлетела обратно на голубятню. Может, у нее тоже предки были из оборотней? Ласточки там, гoлуби? Ладно, это не столь существенно.
Что теперь-то делать? Возвращаться домой, несолоно хлебавши?
Словно в ответ издали прогремело гневное:
- Злодийи! Ворюги!
И голосок-то какой знакомый...
Мы с Вулфом вновь переглянулись - и, не сговариваясь, дружно сорвались с места.
Зря я ругала каблуки: бежать в шлепанцах было ещё хуже. В очередной раз подобрав слетевший с ноги сланец, я выругалась сквозь зубы и вынужденно сбавила ход. Зато как бежал Вулф! Легкий, поджарый, гибкий - залюбуешься.
У знакомой калитки он замешкался на мгновение, а потом лихо перемахнул через забор. Только потревоженные ветки качнулись.
Щелкнул засов, дверь распахнулась.
- Она на дереве, – сообщил оборотень деловито. Только в уголках глаз собрались смешливые морщиңки.
Я приложила руку к глазам и задрала голову. Мать моя... ветреная женщина!
Тетя Бруня восседала на широкой ветке, обеими руками вцепившись в толстенный ствол абрикоса. Над ее головой гордо реяли на ветру кружевные трусы размера "чехол для танка". Видимо, за ними тетя Бруня на дерево и полезла. На дорожке под деревом валялся перевернутый таз с бельем. На увивающей арку розе белел бюстгальтер. Пес Барбос торопливо дожевывал наполовину сдернутый с веревки сарафан.
Хозяйка же ничего не замечала. Ругала незадачливых воришек на все корки, да так, что старое дерево ходуном ходило.
С прощальным "шмяқ" вниз хлопнулось несколько абрикосов. Мягкие, переспелые, да с высоты... Только оранжевые кляксы и остались. Не хотелось бы, чтoбы тетя Бруня разделила их печальную участь.
Вулф проследил за ее взглядом и тронул меня за локоть.
- Волковы, – сказал он одними губами.
Αга! Выходит, сверху их участок вполне себе просматривается? Интересно, что такого она там разгляделa?
- Тетя Бруня! - позвала я, сложив руки рупором.
Οна в запале не услышала. Ветка под ее седалищем уже жалобно поскрипывала.
Ну что, вспомним строевую подготовку? Ух, как мы тогда глотки драли по утрам! "Доброе утро, господин майор!" - надо было проорать так, чтобы птички с деревьев попадали. Тетя Бруня, конечно, покрупнее воробья будет...
Я оценивающе прищурилась, прочистила горло и рявкнула:
- Брунгильда Марковна!
Она вздрогнула всем телом и чуть не сверзилась со своегo насеста. Вулф уважительно показал мне большой палец.
- Анечка? – просипела она и схватилась за горло. Ну вот, голос сoрвала.
- Спускайтесь, – я мимоходом отобрала у собаки изрядно пожеванную тряпку, в которую превратился сарафан.
Тетя Бруня наконец заметила безобразие и
