—Командир, это мы где?— просипел Бык.
—А хер его знает, Вась… Я еще сам ничо не понял…
За спиной послышались гулкие глотки и только сейчас Рим понял, насколько у него пересохло во рту. Сняв с пояса флягу, он посмотрел на бестолково ощупывающую себя Фифу, вздохнул, и протянул ей:
—На, хлебни.
После энергетика в голове все же немного прояснилось. Рим еще раз выпрыгнул из машины и попинал колеса.
«Если бы нас шваркнуло взрывной волной… От дороги до леса метров пятьсот точно было… Даже если бы машину швырнуло на колеса, мы б ща на голых дисках стояли. Значит, не взрывная волна, но все же, что ж за хрень-то была такая?»
—Бык, подь сюда.
Рим положил руку на машину и почувствовал, как она слегка качнулась, когда выпрыгнул старлей.
«Даже амортизаторы целы.»
Сказать он ничего не успел, Бык недовольно пробурчал:
—Прикинь, у меня телефон навернулся.
—В смысле?
—В прямом! Вообще не включается! Точнее… Игрушки работают, но даже часы и термометр не пашут.
Потыкав в свой аппарат, Рим понял, что кроме фонарика у него тоже ничего не работает. Точнее, работает все, для чего не нужна связь.
—Эй, молодняк,— сунулся он в машину,— всем проверить телефоны!
Единственным рабочим устройством, кроме его собственного, оказался телефон Скрипа. Такая же старая, и надежная модель, как и у Рима. «Маруся 3310» славилась своей надежностью, про нее шутливо говорили, что время боится пирамид и «Маруси».
Бывали случаи, когда в этих легких корпусах застревали пули, не нанося вреда владельцам телефонов. Потому многие из тех, кто прошли горячие точки, навек остались поклонниками этой модели. Вот у Быка, как раз, была гибкая новинка. А телефон Скрипа так же исправно светил фонариком, давал допуск к паре каких-то закачанных игрушек, камере, будильнику и прочему добру, но сеть не ловил.
Странным было то, что оба рабочих телефона показывали одинаковое время — 17:07, а вокруг, совершенно явно, стояла глухая ночь.
Разумеется, полностью сдохли телефоны Фифы, и Чука с Геком. Рим на мгновенье почувствовал какую-то глупую гордость, за то, что его техника оказалась надежнее, чем зарубежные новинки.
«Все же умеют у нас делать, когда хотят!»
Впрочем, дурную мысль он быстро выкинул из головы и сказал Быку:
—Слушай, тут вроде лес, или я не пойму, что? Надо бы осмотреться, куда нас собственно занесло. Или подождем, пока рассветет?
Бык недовольно огляделся, но темень была хоть глаз выколи. Слабые лучи фонарика выхватывали стоящие метрах в пяти-семи мокрые от дождя деревья. И самым непонятным было то, что это вовсе не кедры. Что-то, отдаленно смахивающее на дуб, однозначно лиственное. Никаких лиственных рощ по пути следования не должно было встретиться — Рим хорошо изучил маршрут.
Старлей, в свою очередь, посветив фонариком на мокрые листья, недовольно сморщился и скомандовал:
—Чук, метнись, глянь.
—Господин командир, а где это мы?— подала голос Фифа.
Рим про себя матернулся, сунул морду в машину и, направив ей в глаза фонарик, сказал:
—Отставить вопросы! Сидишь. Молчишь. Ждешь. Понятно?
—Так точно, господин командир!— бодро ответила Фифа.
Снаружи, тем временем, раздавался негромкий голос Быка:
—Ну, чо там видно?
Под дерево он предусмотрительно не вставал, чтобы не залило капающей с листьев водой. Откуда-то из гущи ветвей раздался недовольный голос:
—Ничего…
Дерево затряслось сильнее, и буквально через полминуты почти полностью промокший лейтенантик спрыгнул, брезгливо передергиваясь, как недовольная кошка. Вытирая влажное лицо рукавом, он ответил хоть и не по форме, но по существу:
—Вообще нихера не видно. Кругом темень сплошная. Ни городов, ни сел… Как у негра в жопе.
Происходящее нравилось Риму все меньше и меньше. Тучи эти херовы непонятные, молнии, отсутствие поселений вблизи…
Выбора все равно не было, и он раздраженно скомандовал:
—В машину.
Рассаживались молча, и это молчание было таким тягостным, что Разумовский счел нужным пояснить:
—Чуть рассветет — разберемся.
Оставалось только ждать.
Минут десять в машине царило молчание, прерываемое только легким шуршанием, шелестом и другими незначительными звуками. То кто-то пытался усесться поудобнее, то завозилась Фифа, скрипнув сиденьем, то в глубине кузова кто-то чихнул: то ли Чук, то ли Гек, Разумовский так и не понял.
Первым, как ни странно, в темноте заговорил Бык:
—Слушай, Рим, а ведь непонятно как-то получилось.
Эти слова прорвали некую психологическую плотину, и теперь аккуратненько высказывались со всех сторон:
—Я вообще-то сознание никогда не терял…— подал голос Скрип.— Даже тогда, в госпитале…
—А удара, между прочим, не было!— сказал кто-то из молодых летех.
—Как думаешь, что это за хрень была за окном?— басом накрыл все робкие возгласы Бык.
—Я, между прочим, все время вместе с вами в машине сидел. По-моему, я сказал достаточно ясно: рассветет — разберемся.
Недовольное молчание было ему ответом, потом слабо засветился телефон Быка, и он вновь начал гонять по экрану свои «кубики». Теперь тишина периодически прерывалась мерзким пиликаньем.
В неловком молчании, со всеобщем покряхтыванием, ерзаньем на сиденьях и прочей фигней прошло минут сорок, когда Скрип вдруг сказал:
—Смотрите, светает!
—Бык, телефон погаси.
Одновременно с командой, Разумовский щелкнул по приборной панели, гася экран и несколько мерцающих зеленью индикаторов. Через пару минут, когда глаза привыкли к темноте, действительно стало заметно, что за окном слегка посерело.
Рим отдал приказ:
—Бык, сходи лично. Пройдись тихонько по периметру, глянь что там. Не шуми.
Василий молча щелкнул кнопкой на своей «Юрге», глянул на мелькнувший индикатор заряда и бесшумно вышел.
Рим в который раз поразился умению этой громоздкой туши двигаться тихо и аккуратно. Чем дольше отсутствовал Бык, тем напряженней и тревожней становилось молчание в машине, но открывать рот никто не рисковал. Только Фифа периодически тихонько вздыхала.
На мобильном Андрея мелькали цифры — десять минут… пятнадцать… тридцать…
