Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
верить в парламентские методы, подавляющее большинство из них были сторонниками сильного централизма. Эти разногласия в отношении тактики привели в 1891 году к разрыву с Джоном Мостом. Эмма Гольдман, Александр Беркман и другие товарищи присоединились к группе «независимых», в которой активную роль играли Йозеф Пойкерт, Отто Ринке и Клаус Тиммерман. Ожесточенные споры, последовавшие за этим отделением, прекратились только со смертью Моста в 1906 году.
Большим источником вдохновения для Эммы Гольдман оказались русские революционеры, входившие в группу «Знамя». Членами группы были Гольденберг, Золотарёв, Заметкин, Миллер, Каган, поэт Эделыптадт, Иван фон Шевич, муж Елены фон Раковица и редактор «Фольксцайтунг», а также многие другие русские эмигранты, некоторые из них живы до сих пор. В это же время Эмма Гольдман встретилась с Робертом Рейтцелем, немецко-американским Гейне, оказавшим большое влияние на ее развитие. Через него она познакомилась с лучшими писателями современной литературы, и начавшаяся таким образом дружба продолжалась до самой смерти Рейтцеля в 1898 году.
Рабочее движение Америки не утонуло в чикагской бойне, убийство анархистов не принесло мира жадному до наживы капиталисту. Борьба за восьмичасовой рабочий день продолжалась. В 1892 году вспыхнула большая забастовка в Питтсбурге. Хоумстедская стачка, поражение боевиков-пинкертоновцев, появление милиции, подавление забастовщиков и полное торжество реакции – дело сравнительно недавней истории. Взволнованный до глубины души ужасными событиями на арене войны, Александр Беркман решил пожертвовать своей жизнью Делу и тем самым преподать наемным рабам Америки наглядный урок активной анархистской солидарности с трудом. Его покушение на Фрика, питтсбургского Гесслера, потерпело неудачу, и двадцатидвухлетний юноша был обречен на медленное, в течение двадцати двух лет умирание в исправительном учреждении. Буржуазия, десятилетиями превозносившая и восхвалявшая тираноубийство, теперь исполнилась страшной яростью. Капиталистическая пресса организовала систематическую кампанию клеветы и искажения фактов против анархистов. Полиция приложила все усилия, чтобы привлечь Эмму Гольдман к делу Александра Беркмана. Опасного агитатора нужно было всеми средствами заставить замолчать. Только благодаря тому обстоятельству, что она находилась в Нью-Йорке, ей удалось избежать тисков закона. Девять лет спустя похожее обстоятельство, во время инцидента с Мак-Кинли, сыграло важную роль в сохранении ее свободы. Почти невероятно, с какой глупостью, низостью и подлостью журналисты того времени стремились сокрушить анархистку. Достаточно просмотреть газетные подшивки, чтобы осознать чудовищность обвинений и клеветы. Трудно передать, какие душевные терзания испытала Эмма Гольдман в те дни. Преследования капиталистической прессы анархистка должна была переносить с относительной невозмутимостью, но атаки из рядов товарищей были куда болезненнее и невыносимее. Поступок Беркмана подвергся резкой критике со стороны Моста и некоторых его сторонников из числа немецких и еврейских анархистов. Последовали ожесточенные обвинения и взаимные упреки на публичных и частных собраниях. Преследуемая со всех сторон, как за то, что она защищала Беркмана и его действия, так и за свою революционную деятельность, Эмма Гольдман подвергалась преследованиям вплоть до невозможности найти убежище. Слишком гордая, чтобы искать безопасности в отрицании себя, она предпочитала проводить ночи в общественных парках, чем подвергать своих друзей опасности или ставить в затруднительное положение своими посещениями. И без того горькая чаша была переполнена попыткой самоубийства молодого товарища, жившего в одной квартире с Эммой Гольдман, Александром Беркманом и общим другом-художником.
С тех пор произошло много изменений. Александр Беркман пережил пенсильванский ад и снова вернулся в ряды воинствующих анархистов, его дух не сломлен, а душа полна энтузиазма по поводу идеалов юности. Товарищ художник теперь в числе известных иллюстраторов Нью-Йорка. Кандидат на самоубийство покинул Америку вскоре после своей неудачной попытки умереть, а впоследствии был арестован и приговорен к восьми годам каторжных работ за контрабанду анархистской литературы в Германию. Он тоже выдержал ужасы тюремной жизни и вернулся к революционному движению, заработав в Германии заслуженную репутацию талантливого писателя.
Чтобы избежать бесконечных ночевок в парках, Эмме Гольдман в конце концов пришлось переехать в дом на Третьей улице, где жили исключительно проститутки. Там, среди изгоев нашего доброго христианского общества, она могла хотя бы снять комнату и отдохнуть, а также поработать за швейной машинкой. Уличные женщины проявляли больше деликатности и искреннего сочувствия, чем священники церкви. Но человеческая выносливость была истощена чрезмерными страданиями и лишениями. Произошел полный физический срыв, и известного агитатора перевели в «Чешскую республику» – большой многоквартирный дом, получивший свое благозвучное название из-за того, что его жильцами были в основном богемские анархисты. Здесь Эмма Гольдман нашла друзей, готовых ей помочь. Юстус Шваб, один из лучших представителей немецкого революционного периода того времени, и доктор Золотарёв были неутомимы в уходе за больной. Здесь она также познакомилась с Эдвардом Брейди, и новая дружба впоследствии переросла в тесную близость. Брейди был активным участником революционного движения Австрии и на момент знакомства с Эммой Гольдман недавно вышел из австрийской тюрьмы после десятилетнего заключения.
Врачи диагностировали у нее чахотку, и больной посоветовали покинуть Нью-Йорк. Она отправилась в Рочестер, в надежде, что домашний круг поможет вернуть ей здоровье. Ее родители за несколько лет до этого эмигрировали в Америку, поселившись в этом городе. К числу ведущих черт еврейства относится сильная семейная привязанность, и в особенности между родителями и детьми. Хотя ее консервативные родители не могли сочувствовать идеалистическим устремлениям Эммы Гольдман и не одобряли ее образ жизни, они приняли больную дочь с распростертыми объятиями. Отдых и забота в родительском доме, а также ободряющее присутствие любимой сестры Хелены оказались настолько благотворными, что за короткое время она настолько поправилась, что сумела возобновить активную деятельность.
В жизни Эммы Гольдман нет покоя. Непрекращающиеся усилия и постоянное стремление к задуманной цели составляют сущность ее натуры. Слишком много драгоценного времени уже было потрачено впустую. Ей необходимо было немедленно возобновить свою работу. Страну одолевал кризис, тысячи безработных толпились на улицах крупных промышленных центров. Холодные и голодные, они бродили по земле в тщетных поисках работы и хлеба. Анархисты развернули усиленную пропаганду среди безработных и забастовщиков. Чудовищная демонстрация бастующих занятых в пошиве плащей швейников и безработных прошла на Юнион-сквер в Нью-Йорке. Эмма Гольдман была одним из приглашенных докладчиков. Она произнесла страстную речь, в пламенных словах обрисовав нищету жизни наемного раба, и процитировала знаменитое изречение кардинала Мэннинга: «Нужда не знает закона, и голодающий имеет естественное право на толику хлеба ближнего». Она закончила свое выступление словами: «Требуйте работы. Если не дают работы, требуйте хлеба. Если не дадут ни работы, ни хлеба, то берите хлеб».
На следующий день она уехала в Филадельфию, где должна была выступить перед народом. Капиталистическая печать снова забила тревогу. Если бы социалистам и анархистам разрешили продолжать агитацию, возникла бы
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
