не понимала, поэтому я поднимала брови и растягивала губы в улыбке, и мне казалось, что он вовсе не замечает моих стеклянных глаз. Я была счастлива – и это его устраивало, я перестала курить – и он был рад, я перестала задавать вопросы – и его жизнь наладилась; да и моя тоже. Я перестала думать, но что-то внутри подсказывало мне, что всё ещё что-то не так. Я не понимала, что, и думала о том, что об этом надо подумать. Потом. Я покрасила волосы в каштаново-рыжий цвет – вообще, давно пора было это сделать, ведь седина появилась у меня еще в двадцать, когда умерли родители; но настроение появилось только сейчас. Кажется, я помолодела лет на десять и стала выглядеть более складно. Я с нетерпением ждала наступления весны, ждала её как избавления, ждала, чтобы снова надеть серую юбку, коричневые ботиночки, ветровку, и позволить себе пойти на работу по той самой тропинке, чтобы моё сердце почувствовало это кисло-сладкое разочарование, когда я там тебя не встречу.
И я не встретила. Разочарование как-то успокоило меня, дав понять, что мой удел – любить всё вокруг, но не тебя; ты слишком хорош, я никогда не буду достаточно хороша для тебя, но это меня вовсе не расстраивало. Я смирилась с этим, и полюбила тебя таким, и себя тоже любила такой. С этими мыслями я улыбнулась и опустила глаза, продолжив бодро шагать навстречу рабочим будням.
Однажды, я задержалась на работе чуть дольше обычного, так что мой парень сказал, что сможет меня встретить, чтобы вместе пойти до дома. Я, конечно, согласилась. А что ещё делать. Это, вообще, так мило с его стороны. Я отправила короткое «Ок», и начала торопливо собираться, чтобы успеть покурить до того, как он за мной придёт, а ещё пожевать быстренько жвачку и попить воды. Так-то лучше. Я широко улыбнулась, обняла его, и мы за руку пошли домой. В воздухе пахло акациями, странными шутками, которые мне уготовано слушать целый вечер или даже… о нет! Целую жизнь?! В тот момент, когда эта мысль ошарашила моё неподготовленное сознание, какая-то сила заставила меня повернуть голову на проезжую часть, хотя меня никогда не интересовали машины, стоящие в пробке на этой двух-полосной трассе у работы, но я повернула голову, и в этот миг, ты поправил ремень и поднял голову, и мы вновь встретились взглядом. Мой парень задал мне какой-то вопрос, который я, очевидно, даже не услышала, он окликнул меня, и я обернулась, видимо, посмотрев на него глазами, полными ужаса: «Дорогая, что-то не так?» – спросил он, «Нет, нет, всё хорошо. Извини, что ты сказал?»
Я больше не хотела курить, не хотела варить рис, и засыпать у него на груди. Я умоляюще смотрела на стенку, и она одна понимала меня и жалела. Я лежала перед сном и представляла, как мы с ней обнимаемся, я плачу, прильнув к ней, и сползаю вниз, падаю на пол, и только тогда – засыпаю. Мысль о целой жизни не покидала меня. С каждым днём мне стало всё сложнее было контролировать лицо, шутки казались мне всё более странными, а рис всё более отвратительным. В голове крутилась Hubris, став саундреком к моей жизни, играя громче каждый раз, когда моё лицо опять кривилось в фальшивых улыбках. Я пыталась слушать радио, но эта мелодия уверенно продолжала крутиться на фоне, блокируя любые внешние сигналы, и мне казалось, что я даже стала ходить ей в такт, беззвучно нашептывая: «I don’t love you anymore». Нет, ну в самом деле. Прости меня. Я не хотела, я не специально! Ты думаешь, я хотела встретиться с ним тогда взглядом, думаешь, мне это нужно или, быть может, выгодно? Нет, вовсе нет! Ты же видишь, я была готова провести с тобой всю жизнь, хотела быть хорошей женщиной! Я всегда старалась прийти домой с работы пораньше, чтобы приготовить ужин, я будила тебя к завтраку, я старалась хорошо одеваться, я была хорошей женщиной! Разве нет? Нет? Скажи, пожалуйста, что я была хорошей женщиной, пожалуйста!
Я вышла с работы и остановилась, чтобы закурить, вынула из кармана пачку сигарет, посмотрела на неё, пожала плечами и положила обратно в карман – не хочу. Не важно, встречу ли я по пути домой обладателя самых красивых голубых глаз на свете, это было бы, конечно, славно, но прогулять до дома одной тоже очень хорошо, и сейчас это было бы даже лучше. Быть может, он шёл где-то рядом, но я не стала оглядываться и проверять, не хотела. Мне было достаточно акаций, их сладкого запаха и крошечных белых цветочков, роняющих на землю свои лепестки. Вечернее, но всё ещё высокое солнце светило прямо сквозь их кроны, и казалось, что деревья сами источают мягкий золотистый свет. Я буду долго идти домой, а когда приду, то не будет ни риса, ни шуток, ни человека, которому я, возможно, была нужна, но который меня никогда не любил.
Пожалуй, за последние годы я думала достаточно, так что можно и передохнуть. Hubris стихла, и ей на смену пришло тонкое щебетание птиц и шелест свежей листвы. Я стояла на пороге новой жизни, счастливая и беззаботная, словно мне вовсе не тридцать два, а двадцать четыре года.
