скучно, ему – тоже. Вот от скуки Андрюшка и начал учить меня буквам, слогам…
– Родной мой! Мурчик! Так ты теперь…
– Ага! Кот-учёный! Идёт направо – песнь заводит, налево – сказку говорит…
Палыч захохотал.
– Мурчик… Коллега! Ха-ха-ха! Ну, уморил!
– А что здесь смешного? Разве вы смеётесь с того, что кто-то умеет делать что-то, что умеете делать вы? Что кто-то умеет рисовать или, скажем, водить машину? И что тут смешного, что Андрюшка научил меня читать?
– А если я скажу… – Палыч поставил меня на диван, взял с полки и открыл какую-то книгу. – Почитай-ка?
Было видно, что Палыч ни капельки не верит в моё умение.
– Где читать?
– Да хоть здесь! – Палыч ткнул пальцем в текст.
– Я вышел из кибитки. Буран ещё продолжался, хотя с меньшею силою. Было так темно, что хоть глаз выколи. Хозяин встретил нас у ворот, держа фонарь под полою, и ввел меня в горницу, тесную, но довольно чистую; лучина освещала её. На стене висела винтовка и высокая казацкая шапка1, – прочитал я.
– Не может быть!.. Мурчик! Да ты и вправду Кот-учёный! Прости, брат, не поверил… Очень уж неожиданно это для меня.
Палыч снова взял меня на руки и приятно погладил по голове и спине.
Я снова замурлыкал.
6.
Всё хорошее когда-то заканчивается. И Счастливые Времена, к сожалению, тоже сменились какими-то «Не очень счастливыми».
Андрюшка подрос и совсем утратил интерес к учёбе. Целыми днями он болтался по улицам с такими же, как он сам, товарищами. Ирина совсем перестала приезжать из Города в наш посёлок, а Палыч – совсем забросил свои опыты. «Сирену» он никогда не включал, а идею продать её за большие деньги теперь считал не только гнусной, но и опасной. Всё чаще Палыч тосковал и глядел в стену. Я бы его понял, если б в той стене был «Портал», через который можно было увидать кого-то из Иномирья, но на той стене ничего не было.
Всё бы было ещё ничего, если б Палыч не пристрастился к водке – прозрачной, но чертовски вонючей жидкости. Не знаю, что такого он в ней нашёл привлекательного, но, похоже, что она ему нравилась, как мне – валерьянка. Он выпивал по нескольку небольших стаканчиков напитка, после чего я переставал его узнавать. Его речи становились бессвязными, он непрерывно говорил гадости и про Ирину, и про Андрюшку, а меня так и вовсе винил во всех страшных событиях своей жизни.
Не знаю, в чём заключается моя вина, но мне становилось горько и обидно от услышанного. Видимо, Ирина, его Подруга, тоже не хотела с ним встречаться лишний раз.
Как бы то ни было, во время его очередной «лекции о вреде молока и пользе курения» я ушёл. Не далеко, за гараж, где когда-то я «хватанул» побочное излучение от «Сирены». Я лежал почти на том же самом месте, рядом с огромными листьями того самого лопуха, под которым я когда-то спрятал недоеденную крысу.
Я лежал так, наверное, несколько минут, а может, и часов… Мне не хотелось идти в дом, не хотелось есть, не хотелось ни с кем говорить или читать. Не хотелось и спать, но я закрыл глаза, чтобы яркое солнце не слепило. Так и не заметил, когда появились те же «мурашки», которые мешали дышать, и я куда-то «провалился».
***
Когда я пришёл в себя, солнце не слепило. Не скажу, что была ночь, нет! Был день. Небо было белым, хотя никаких облаков не было. Просто, небо было белым –и всё.
Не придавая значения увиденному, я оглянулся по сторонам. Совершенно незнакомое место! Нет ни гаража, ни огромного куста репейника, ни знакомых лопухов…
Ничего не понимаю! Когда я засыпал, всё было привычно и понятно.
Куда всё подевалось?
Надо бы хорошенько осмотреться… Места, скажем прямо, незнакомые. Надо бы найти какое-то дерево или крышу… Может, увижу оттуда, куда я попал… Я сдвинул лапой несколько небольших камешков в виде буквы «М»: никогда ещё я не видел, чтобы камешки сами выкладывались в виде букв, так что это – хорошая метка…
Как назло, никаких построек нигде не видно. Где-то вдалеке – раскидистое дерево всё-таки есть, но… Как мне потом найти место, где я очнулся? Вдруг здесь есть какой-нибудь Портал? Я сейчас уйду от него… как потом вернусь?
– Ладно! – говорю я себе. – Как-нибудь разберёмся!
И пошёл к дереву. Жаль, не видно солнышка… можно было бы хоть как-то сориентироваться…
По мере того, как я приближался к дереву, у меня возникло убеждение, что это дерево я всё-таки где-то видел, а когда заметил, что оно обмотано блестящей цепью, то уже не сомневался – это ТОТ САМЫЙ дуб! Правда, цепь была вовсе не золотая, а, скорее, латунная, хотя кое-где на ней сохранились следы позолоты.
– Есть тут кто? – что есть силы, крикнул я.
В ответ – тишина.
Интересно, а где тот кот-учёный? Ведь, если есть дуб с золотой цепью, то должен быть и кот… Как он тут работает… Идёт направо – песнь заводит…
Пытаясь изобразить того кота, что я когда-то увидел в книжке, я запрыгнул на цепь. Ещё бы знать, где здесь «направо», а где – «налево»… Ладно, если я иду «по часовой стрелке», значит, всё время поворачиваю направо… Кажется, разобрался! Значит, мне сейчас положено песню петь… Что бы спеть? Тут ведь нужно что-то особенное… И, наверное уж, не из любимых Палычем «Битлов»…
Немного поразмыслив, я понял, что старинных песен, подходящих для такого случая, я, наверное, и не знаю… Впрочем, вот!
Во саду ли в огороде
Девица гуляла,
Невеличка, круглоличка,
Румяноеличко.
– Хорошо поёшь, котик! – вдруг услышал я. – Может, и сказку мне расскажешь?
– Можно, конечно, и сказку! – я развернулся на цепи, едва не свалившись, и начал:–В некотором царстве, в некотором государстве, жил-был царь…
Я не торопясь шёл по кругу, пока не заметил, что на меня смотрит какой-то парень, лет двадцати, хотя, может быть, и старше. От него шёл какой-то непривычный запах, была странная одежда, да и выглядел он совсем не так, как давно известные мне люди. И всё же, он показался мне знакомым.
– Извините, сударь, мы не могли с вами где-нибудь встречаться? – спросил я у парня. – Мне положительно кажется, что ваш облик мне знаком!
– Боюсь, что нет, мурлыка! Я б непременно запомнил столь удивительного и образованного кота!
– Что ж… В таком случае, честь имею представиться: Мурчик!
Парень расплылся в улыбке, от чего его густые чёрные бакенбарды на смуглых щеках зашевелились, а во рту стали видны белые зубы. Где же я мог его видеть раньше?
– Весьма… весьма приятно! Александр! Можете звать меня по-свойски: Саша! Я, знаешь, очень люблю сказки…
– Сударь, вы, случайно, не Пушкин? Александр Сергеевич?
– Да, брат, Пушкин… А откуда вы меня знаете?
– Признаюсь, я сам не очень понимаю… Несколько
