Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Борисович. — Ровно через двое суток вам позвонят. Окажетесь вне зоны доступа — мы о вас забудем. И держите язык за зубами. Всего хорошего.
Я не успел и рта раскрыть, как рядом оказались «молодцы из ларца», сняли меня со стула и понесли прочь.
Через минуту я очутился в той же машине, похожей на лакированный черный гроб, и мы покатили обратно в Москву. С каждым километром мне становилось легче, ведь я вырвался, ушел невредимым из логова того, кто держит в тяжелом и душном деспотическом кулаке всю несчастную, угнетенную Россию!
Здравствуй, свобода, ликующая воля, необходимая творцу, как воздух, необозримая, как воздух, и столь же неплотная, как воздух, так что на ней одной фиг удержишься!
Глава 2
Я позвонил Маше, едва меня высадили у подъезда и вернули телефон.
Она не ответила.
Я позвонил снова, едва выбравшись из душа, где смывал с себя гадостные прикосновения кровавого режима и собственный страх, за утро осевший на коже, будто морская соль, мерзким колючим налетом.
Она не ответила.
Я написал Маше в мессенджере: «Люблю тебя. Извини. Возьми трубку, солнышко», но сообщение повисло непрочитанным, хотя она была онлайн и, значит, наверняка его видела. Вот стерва!
Потом с сокрушением душевным я полез в интернет, посмотреть, что я понаписал в соцсетях, будучи в измененном состоянии сознания. Как сказал кто-то из пророков: слова ваши предадут вас, изойдет душа ваша речениями бессмысленными, и всякий узревший их скажет, что вот он — сын греха, чадо погибели, живущий с бредом в обнимку!
Да, в речениях библейских товарищей можно отыскать цитаты на все случаи жизни. Мудрые были дядьки, хотя и сумасшедшие, и вот уж по-настоящему свободные творцы, никого и ничего не боялись, за веру свою шли и на костер, и в ров с голодными львами, и на кол. Хотя можно посмотреть на ситуацию и по иному — вера заставляла их вести себя как зомби, тупо умирать за бессмысленные убеждения.
Я думал найти глупый слезливый пост в стиле «ах, моя любовь умирает, все кончено, сейчас я повешусь на резинке от трусов», ну и кучу комментариев к нему — частью удивленных, частью сочувственных, частью с советами, как правильно извлекать из трусов резинку и вешаться на ней. Вот уж чем богаты соцсети, так это сертифицированными специалистами по всему подряд, от психологии головоногих до устройства первобытных сортиров.
Но нашел я лишь несколько нелепых комментариев к постам Маши, на которые она не отреагировала, зато ее френдицы наградили порождения моего затуманенного разума возмущенными и недоумевающими лайками. Облегченно вздохнув, я стер этот бред — пусть Интернет помнит все, но хотя бы эти словеса никому глаза мозолить не будут.
Проверил мессенджер — сообщение так и не прочитано! Вот… нехорошая женщина!
Потом я сделал себе кофе, для чего выгреб из банки остатки кофейных зерен и поскреб ложкой по дну сахарницы. В холодильнике нашлась кастрюля с борщом, сваренным Машей два дня назад, но оставалось его там на донышке; рядом обнаружилась сервелатная попка длиной с мизинец, пара соленых огурцов-ветеранов, выживших после недавней пьянки, и неведомо откуда взявшаяся упаковка сыра фета.
Если напрячься, то на таких харчах удастся протянуть до завтра.
Можно сходить в магазин, хоть и лень, но… я вспомнил, что денег на карточке всего ничего.
— Вот зараза, — пробормотал я, изучая эсэмэс о последнем списании. — Тысяча семь. Блин.
Как можно быть надеждой отечественной литературы в таких невыносимых условиях? У меня должна быть дача, кухарка и домработница, гарантированный большой доход, чтобы я мог только писать, создавать гениальные произведения, а не вот это вот все!
У меня, в конце концов, лапки!
«Согласись на сегодняшнее предложение, — шепнул внутренний голос, очень похожий на тот, которым говорила обычно «тварь дрожащая», — и у тебя будет дача с кухаркой, и будешь ты писать, создавать гениальные произведения, а не вот это вот все».
«И будет твоя измаранная совесть терзать тебя по ночам, — шепнул другой голос, наверняка принадлежавший «право имею», — и талант твой покинет тебя, сгинет бесследно. Стеная, удалится в пустыню иудейскую, где лишь песок и камни. Соратники по литературе с презрением отвернутся от тебя, и сгинешь ты в одиночестве, в скрежете зубовном и печали!»
Я содрогнулся и допил несладкий кофе.
Значит, надо ехать за деньгами к тому, кто их платит. К тому, кто мне должен, наконец! Звонить бесполезно — по телефону от меня легко отобьются, а вот если сделать мордашку понесчастнее и голос пожалостливее, то, глядишь, и выпишут эти несчастные роялти.
«Кишка реформатора» до сих пор продается, и «Крылья последней Надежды» стартовали неплохо.
Телефон заиграл имперский марш, я взял трубку.
— Привет, братан. Как дела? — спросил преувеличенно бодрый и деловой голос (такой обычно идет в комплекте с отбеленными зубами, туповато-наглой физиономией и профессией вроде «лайф-коуч» или «бизнес-тренер»).
— Привет. Офигительно. Ты как?
С Петькой мы появились в столице почти одновременно, десять лет назад, только я приехал с севера, а он с юга. Познакомились на какой-то литературной встрече, а затем пути наши разошлись — я пытался творить для вечности, а он с головой нырнул в вонючее болото коммерческой литературы.
Писал для дебилов нечто отвратительно-нечитабельное под названием литРПГ, и от его опусов любой человек, имеющий вкус, немедленно приходил в состояние бешеного изумления. Выкладывал Петька эти так называемые «романы» под псевдонимом «Петр Патриот», на каждом углу щеголял своим великодержавным шовинизмом и приверженностью скрепам, но при этом держал в кармане свежий паспорт государства Израиль — так, на всякий случай.
Вот уж точно — какая у нас держава, такие и патриоты.
Что удивительно, общаться мы с ним не перестали, и даже не поругались, наверняка, благодаря тому, что виделись редко, исключительно ради того чтобы опрокинуть в себя пару кружек пива, и никогда не говорили о вещах серьезных.
— Ну что, сегодня пойдешь в «Крокодил», в натуре? — спросил Петька. — Я собрался.
— А что там? — Я наморщил размягченный похмельем мозг.
«Крокодилом» именовался совмещенный с баром литературный клуб, где каждый вечер что-то происходило — то дискуссия «Помойка как символ России в современной реалистической литературе», то показательные выступления поэтов-эксгибиционистов, то выставка картин очередного не умеющего рисовать модного художника.
— «Бульк-фест», ты чо? — удивился он. — Твоя разве не будет выступать? На афише была.
А, точно, Маша говорила, и не раз, но я был погружен в свой Вавилон и не особо к ней прислушивался.
Но если она там будет, то, значит, это шанс ее увидеть,
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
