Книга Оставаясь в меньшинстве - Леонид Борисович Невзлин

Помните, я упомянул католический монастырь бернардинцев, который построили в Дубровно в 1630 году? В эпоху российского правления его передали ордену пиаристов[3], который в 1785 году открыл в Дубровно коллегиум — бесплатную школу для христианских детей. Но в самом конце XVIII века в Дубровно произошла очередная трагическая история, словно сошедшая со страниц романтических повестей той эпохи. Дочь князя Ксаверия Любомирского решила, не получив благословения батюшки, выйти замуж за бедного шляхтича, и возлюбленные тайно обвенчались в монастыре пиаристов. Говорят, что князь в гневе был страшен и крут на расправу. Вскоре монастырь «неожиданно» сгорел, а двух монахов, проведших венчание, нашли утопленными в Днепре. Бедных пиаристов изгнали, а на их место князь пригласил в монастырь траппистов[4].

После революции 1917 года всех монахов разогнали — не зря тогда пелось: «Долой, долой монахов, раввинов и попов». В жилом корпусе монастыря открыли фабрично-заводское училище при фабрике «Днепровская мануфактура», и в нем на курсе инструкторов в 1930 году учился, а позднее работал его заведующим мой дед Иосиф.

Здание этого монастыря сохранилось и поныне.

Говоря о духовном, нельзя не рассказать о хасидизме — мистическом течении в иудаизме. Основателем хасидизма считается легендарный Бешт (Баал-Шем-Тов, 1698–1760) из Меджибожа, что в Подолье. А в Дубровно в те годы проживал рав Элиягу-Иерухам, которого называли «серафимом» (огненным ангелом). Как передавали современники, «во время его молитвы вся синагога дрожала». Услышав о Беште, дубровенский рав отправился в Меджибож за 750 километров и стал последователем хасидизма. После кончины Бешта рав Элиягу-Иерухам неоднократно посещал двор Дов-Бера из Межирича (Великий Магид, 1704–1772) — второго лидера хасидского движения и наследника Баал-Шем-Това.

В 1803 году рабби Шнеур-Залман — основатель движения Хабад[5] и признанный глава хасидов Беларуси — поселился в местечке Ляды, всего в сорока километрах от Дубровно. Еще до этого, в 1796 году, Дов-Бер из Дубровно занимался, по поручению раввина Шнеура-Залмана, сбором денег для хасидов в Земле Израиля, а Биньямин из Дубровно был одним из приближенных ко двору ребе Шнеура-Залмана в Лиозно в конце 1790-х годов.

Среди хасидов, приближенных к ребе Шнеуру-Залману, был и Меир Евзельс из Дубровно — уже знакомый вам родоначальник семейства Евзлиных-Невзлиных.

Скорее всего, многие читатели видят эти имена впервые и они им ни о чем не говорят. Но уверяю вас, что для религиозных евреев, многочисленных хасидов и хабадников, разбросанных по всему миру, эти имена так же дороги и священны, как для христиан — имена апостолов и их учителя. А в Израиле их именами названы улицы и проспекты.

Несомненно, мои дубровенские земляки отличались истовой верой и богобоязненностью, но не надо думать, что они проводили все дни и часы за изучением Торы. В отличие от многих израильских ультраортодоксов[6], они не могли себе позволить постоянно сидеть в иешивах[7] и изучать Писание. Возможно, они мечтали об этом, как Тевье-молочник из рассказов Шолом-Алейхема[8], но в реальности евреям в Дубровно приходилось тяжело работать с утра до поздней ночи.

В дореволюционной России евреям запрещалось заниматься сельским трудом, и большинство из них были вынуждены выбирать традиционные еврейские профессии кустарей — мелких ремесленников: они становились сапожниками, кожевниками, красильщиками, но зачастую, в зависимости от сезона, брались за любую работу. Так, например, летом, когда у крестьян шли полевые работы, большинство сапожников в поисках заработка становились музыкантами, барышниками, тряпичниками и даже тайно продавали вино в те дни, когда были закрыты казенные винные лавки, занимавшиеся этим официально.

Таким работником был и мой прадед Борис Соломонович Невзлин, который в летнее время крыл крыши гонтом (дранкой), а зимой чинил галоши.

В еврейском мире кустари считались наименее престижной социальной группой. Не только из-за нищенского заработка, тяжкого труда и постоянной зависимости от владельцев магазинов и перекупщиков. Им приходилось тяжело работать по шестнадцать-восемнадцать часов, поэтому у них просто не было времени изучать Тору! А в традиционном еврейском обществе именно еврейская ученость, начитанность ценились не менее богатства.

Рассказывая о том, чем занимались жители Дубровно, нельзя не упомянуть специфические еврейские профессии. Тут трудились переписчики Торы, изготовители тфилинов[9] и, что было особенно характерно для этого местечка, мастера, ткавшие талесы (талиты)[10]. Дубровно был общепризнанным центром производства талесов. Еще в 1840-х годах дубровенские талесы рекомендовал рабби Исраэль Салантер (1810–1883) — основатель движения «Мусар»[11] в среде литовского еврейства и один из наиболее влиятельных раввинов середины XIX века.

Производились талесы в Дубровно как на фабриках, так и на дому. Причем основное их производство было сосредоточено именно у кустарных ткачей, работавших на собственных ткацких станках. Более того, многие ткачи сознательно не шли на фабрику, предпочитая оставаться «независимыми хозяевами». Но труд это был тяжелый, изнуряющий, в страшных антисанитарных условиях.

Бедственное положение дубровенских ткачей привлекало внимание еврейских общественных деятелей. К концу XIX века в России уже существовали многочисленные филантропические, социальные и просветительские организации, занятые улучшением жизни российских евреев. Были и свои богатые и влиятельные меценаты. Среди них, например, выходец из Беларуси и уроженец Дубровно московский банкир и промышленник Лазарь Поляков. Причем уже в те времена российские еврейские филантропы были связаны и с международными еврейскими организациями. Так, Лазарь Поляков был заместителем Мориса де Гирша (1831–1896) — австрийского финансиста и филантропа, который в 1891 году создал Еврейское колонизационное общество (ЕКО) с целью переселения евреев из России в сельскохозяйственные колонии в Аргентине.

По предложению молодого инженера Семена Розенблюма было решено построить в Дубровно ткацкую фабрику, на которой будут изготавливаться не талесы, а бумажные и шелковые ткани. Она должна была дать дубровенским ткачам, уже умевшим ткать вручную, работу по специальности, но на механических станках. И производить они должны были материю, пользующуюся спросом на рынке.

С самого начала строительство фабрики в Дубровно представляло собой не просто благотворительный, а коммерческий проект, реализуемый акционерным обществом с уставным капиталом в 1 миллион 200 тысяч рублей. Из них 800 тысяч вложило ЕКО, а 400 тысяч — российские бизнесмены: Лазарь Поляков, Гораций Гинцбург, Ипполит Вавельберг, Исраэль Познанский и другие. Предприятие должно было приносить прибыль четыре процента.

Так что я с гордостью могу сказать, что мое местечко некогда стало своего рода полигоном для первых международных бизнес-проектов, способствующих улучшению жизни еврейских масс.

К августу 1902 года здание ткацкой фабрики «Днепровская мануфактура» было построено