Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
вообще ни о чем, а вот вторая наполняет меня надеждой — значит, скоро будут искать место под ночевку, и пытка конским седлом на сегодня закончится. Приободрившись, набираюсь терпения и жду.
Ожидание, к моему величайшему сожалению, затянулось, и гортанный крик старшего каравана раздался только, когда уже начало смеркаться. Сползаю с седла и чувствую, как дрожат и подкашиваются ноги.
«Кто бы мог подумать. — Делаю неуверенно-корявый первый шаг. — Всего лишь несколько часов просидел на спине у смирной кобылки. Что же дальше то будет?»
Опускаюсь на землю, разглядывая снующих вокруг людей. Все действуют как идеально, раз и навсегда, отлаженный механизм. Быстро, четко и без лишней суеты. В первую очередь, занялись лошадьми, сняли поклажу, напоили и, стреножив, отпустили пастись. Только потом запылали костры, и кочевники занялись едой для себя.
«Интересно, — втянув носом запах варева, задаюсь вопросом, — кормежка входит в общий пакет приглашения или нет?»
Словно услышав мои мысленные сомнения, как чертик из табакерки, вынырнул откуда-то хорезмиец и, слащаво улыбаясь, обшарил меня глазами.
— Нойон Турслан Хаши приглашает тебя к своему столу.
Не забыв поблагодарить почтительным кивком, поднимаюсь, и вдруг, останавливаюсь пораженный своей глупостью.
«Ты идиот! Они что, пожрать тебя просто зовут. Сейчас начнется. Откуда пришел? Зачем тебе князь киевский? Ты бы хоть подготовился. К примеру, если ты идешь с запада, то как оказался здесь — на востоке от Киева? Заплутал?»
Спина в зеленом халате двинулась вперед, и я последовал за ней, лихорадочно пытаясь построить сколько-нибудь приемлемую легенду.
«Можно сказать, иду с Польши. Перешел Днепр в районе Смоленска, дальше Чернигов, а потом захотел срезать и зашел не туда. Нет, города упоминать нельзя. Подставлюсь. Кто там, в Чернигове сейчас князь то? Ты же историк, мать твою! Вспоминай. Кажется, Михаил Всеволодович, и это все, что я могу сказать о Чернигове. Черт!»
Фарс аль Хорезми остановился и жестом пригласил меня к костру. Осмотревшись, вижу жарящийся на вертеле окорок, сидящего, скрестив ноги, посла и рядом с ним еще парочку его соплеменников, похожих друг на друга как две капли воды. Присаживаюсь на указанное мне место и, скромно сложив руки, жду, изображая полнейшее смирение и покорность судьбе.
Турслан Хаши, отрезав от жаркого изрядную часть, протягивает ее мне.
— Ешь.
Беру и вцепляюсь зубами в слегка обугленную конину. С трудом отрываю кусок несоленого, почти сырого мяса и понимаю: «Есть это невозможно».
Невозможно, но надо. Во-первых, в животе крутит от голода, во-вторых, отказаться, значит обидеть хозяев, а обижать хозяев чревато последствиями. Беру пример с сидящих напротив монгол и, пожевав для вида, попросту глотаю, в надежде на крепость своего желудка.
Едим молча, слышен лишь звук работающих челюстей и чмокание губ. Время от времени кто-нибудь, не стесняясь, рыгает и, утерев рот, продолжает есть. Надо сказать, что я веду себя ничуть не лучше других, поскольку по-другому грызть эту подошву невозможно. Отмучившись, иначе не скажешь, вытираю руки о полы некогда роскошного Сениного халата и принимаю пиалу с мутной белой жидкостью. Спрашивать что это, нет нужды, и так понятно. Кроме воды у монгол единственный напиток, это кумыс.
Мои гостеприимные хозяева с наслаждением выпивают по чашке, и я вслед за ними, причмокивая, изображаю удовольствие. Слава богу, ужин на этом заканчивается, и, помолчав немного, Турслан Хаши решает начать беседу совсем не с тех вопросов, к каким я готовился.
— Расскажи мне, чужеземец, о своем городе. Много ли народу живет в Риме, и правда ли, что он несметно богат?
Прозвучало это так, словно кошка спрашивает мышь, действительно ли ты такая вкусная, стоит мне за тобой бегать? Подумав о том, что монголы до Рима так и не добрались, я решил изобразить простачка.
— Да, Рим огромный и богатый город. Он раскинулся на семи холмах и окружен высокой стеной.
Бесстрастная маска на лице монгола ничуть не изменилась.
— Много ли войска у царя Рима?
— В этом городе нет светской власти, Римом, как и всей областью правит папа — глава христианской церкви.
Впервые мои собеседники проявили интерес и переглянулись друг с другом.
Дальше пошли вопросы в том же духе, про города и земли на западе. Я говорил и говорил, а степняки сидели и внимали мне с таким вниманием, что у меня начали «вырастать крылья за спиной». Я все-таки учитель истории, и учитель неплохой. Меня даже мои ученики слушают, забывая про свои смартфоны, но эта троица стала апогеем моего ораторского искусства. Так меня еще никто не слушал, они смотрели мне в рот, словно оттуда сыпались золотые монеты, а я рассказывал, радуясь в душе, что моя собственная история их не интересует, поскольку никакой путной легенды мне до сих пор придумать так и не удалось.
Поразив монголов даром своего красноречия, помноженным на волшебные способности к языкознаниям, я почувствовал, что уважение ко мне неизмеримо выросло. На ночь мне даже дали попону, чтобы не спать на голой земле, а с утра принесли воды и кусок лепешки с соленым сыром. Да и вообще, во взглядах всех без исключения появился интерес и почтение.
«Что ж, — мысленно усмехнулся я, взбираясь на лошадь, — великая сила слова еще не девальвировала себя бесконечным потоком телевидения и интернета».
* * *
Следующие три дня прошли в непрерывном желании сползти с этой проклятущей кобылы и, упав на землю, дать, наконец то, покой моей исстрадавшейся заднице. Я уже ни о чем другом и думать больше не мог, поэтому, наверное, последним увидел показавшие на вершине холмов купола киевских храмов. Издали город производил внушительное впечатление. Окруженный деревянной стеной верхний город белел вкраплениями каменных башен и остроконечными шпилями церквей. Ниже, широкой дугой, к самому берегу Днепра спускался подол, заросший словно грибами черно-желтыми соломенными крышами.
Почувствовав близкое окончание пути, караван перешел на рысь, и моя кобыла последовала вслед за всеми, лишив меня возможности любоваться открывающимся видом. Теперь все мои силы вновь были отданы борьбе за право усидеть на конской спине.
Со стороны города, навстречу нам заклубилось облако пыли, поднятое полусотней всадников, и я вдруг забеспокоился.
«А какой собственно сейчас год?» — Выяснить это ненавязчиво у моих новых попутчиков до сих пор не представилось возможности, а спрашивать напрямую я не решился, побоявшись вызвать подозрения и уже начал жалеть об этом. Ведь в летописях нет ни малейшего упоминания о посольстве Батыя к Ярославу в 1237 голу, зато вот судьба послов Джэбе и Субудая к Мстиславу Киевскому 1223 года очень хорошо известна — всех их убили по приказу князя.
Старательно пытаюсь затолкать появившиеся
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
