Им с умом если пользоваться, не хуже невидимости будет. Все?
— Конечно нет. Я не хочу с кем-то драться за его тело. Это для меня неприемлемо.
— Это легко разрешимо. Вставлю в формулу ограничение, что попадешь в только что умершего или бездушного и добавлю энергии, чтобы хватило на оживление.
— А меня не убьют второй раз, обнаружив, что труп внезапно ожил?
— Притворишься, что не ожил, — проворчал он, скептически посмотрел на меня и засомневался в моих актерских способностях. — Хорошо, закладку небольшую сделаю для отвлечения. Больше ничем помочь не могу. Либо так, либо отбираешь тело. Не гарантия, конечно, что отберешь…
— Тогда еще вопрос. Если вы можете ставить ограничения, то мне нужно тело без увечий, с хорошим происхождением и магией. И никаких орков, эльфов и разных троллей.
— Магия? Это ты про что? — проскрипел старикашка.
— Про все это. — Я обвел руками вокруг себя. — Магия, волшебство, чары…
— А, чары, — обрадовался он. — Они тесно связаны с душой. Твои останутся при тебе. Что же касается происхождения… Чем оно лучше, тем дольше времени может пройти до вселения. Ты уверен, что оно тебе нужно?
— Уверен. Если я попаду, к примеру, в королевского сына, можно и подождать.
— Эка ты загнул, — без одобрения сказал он. — Все бы хотели попасть в королевских детей. Там очередь, знаешь, какая?
— Ничего, я привычный, постою. И возраст не меньше восемнадцати и не больше двадцати пяти. А то королевские дети разные бывают. Некоторым королями удается стать уже в глубокой старости. Так что давайте вы меня обучите чарам, а потом рисуйте со всеми ограничениями. И клятву дайте, что не обманете.
— Я-то клятву дам, но и тебе придется, — ответил он. — Как ученику. А это время.
— А вы его тянете.
— Вот ты упертый. — Он приложил руку к сердцу и жалобно сказал: — Я уже старенький, могу не выдержать.
— Ничего страшного, вы прожили длинную интересную жизнь, которой пытаетесь лишить меня. Сколько там осталось времени?
Старикашка гневно на меня зыркнул, но сразу перестал притворяться смертельно больным, дал клятву, стребовал с меня ученическую, которую принял по ему одному известному ритуалу, в котором поучаствовал и меховой паучок. В этот раз я его рассмотрел тщательней и уже не спутал бы с игрушкой. Казалось, у него даже глаза были умные, все понимающие. И общались они со старикашкой явно ментально, если вообще общались. Но паучок действовал так уверенно, как будто выполнял чужие приказы.
И только после этого старикашка обучил меня на скорую руку трем простейшим заклинаниям, прерываясь только на сетования о бездарно тратящемся времени. Да я и сам чувствовал, как шустро утекает песок в нижнюю половину песочных часов. По окончании старикашка нагло заявил, что все равно толку от заклинаний не будет, потому что они первого уровня, а более сложные надо отрабатывать, после чего заставил меня снять рубашку, взял костяной нож и начал меня резать. Реально резать, но боли я не чувствовал, хотя кровь по животу текла. Наверное, потому что старикашка бормотал себе под нос что-то по звучанию напоминающее грязные орочьи ругательства. Потом он взял банку с жидкостью цвета зеленки и принялся старательно изрисовывать мой живот каракулями там, где не изрезал. И рожа у него при этом была такая счастливая, что к гадалке не ходи — гадость задумал. Непонятно только — мне или врагам. Да только спросить я его ни о чем не успел, потому что, стоило старикашке нанести последний штрих и отставить банку с краской на стол, как внезапно он побелел и кулем свалился на пол. Паучок засуетился, я — тоже. А толку-то? Не с моими умениями заниматься реанимацией. Перед нами валялся самый настоящий труп.
А тут еще опять засиял портал, только сиял он неравномерно и медленно уменьшался, грозя запереть меня тут насовсем, поэтому я зачем-то схватил паучка, нож, которым меня резали, и выпрыгнул наружу. Еле успел это сделать — портал закрылся с тихим хлопком сразу за моей спиной.
Паучок освобождению не порадовался, что-то возмущенно застрекотал, подергался вправо-влево и нырнул в кусты. Я ему даже позавидовал, потому что из этих же кустов вынырнул дон Рикардо и сказал с маньячной усмешкой:
— Что, добегался? Поначалу я тебя хотел убить быстро и безболезненно, но ты меня разозлил, поэтому убивать буду долго и больно.
От его руки ко мне метнулась дымная лента, но я был начеку и от нее увернулся. Выдавать свои чародейские умения я не торопился, поскольку был уверен, что с моими непроверенными чарами я соперник умелому чародею только при неожиданном нападении. Второго шанса мне никто не даст. Я пятился, отслеживая движения противника, и ждал, когда он от меня отвлечется хотя бы на секунду.
— Чем это я тебя разозлил? Тем, что не согласился умирать?
— Тебе была предложена великая честь — умереть во славу рода Бельмонте — пафосно сказал он.
— Ни одна баба не стоит того, чтобы ради нее умирать.
— Как ты назвал Марию Исабель? Да ты ногтя ее не стоишь, дерьмо собачье! — вспылил он и бросился ко мне, вытягивая на ходу саблю из ножен.
Не знаю, может, он и вправду владел ею искусней меня, проверять я не стал. Изогнулся, уходя с его дороги, и вогнал ему в бок костяной нож. Порадоваться или пострадать я не успел, потому что, хоть дон Рикардо и упал на землю, но с его руки сорвалось заклинание и впечаталось в меня. После чего на меня навалилась тьма.
Глава 3
Темнота сменилась болью. Как будто меня насквозь проткнули огромным количеством спиц и ворочали ими туда-сюда. Рот открылся сам собой, и я заорал так, как никогда раньше. Через сомкнутые веки проникала краснота слепящего света снаружи, что причиняло еще дополнительные страдания. Казалось, я сдохну прямо сейчас. Но внезапно все закончилось. И свет, и боль — все пропало, только тело ломило так, как будто я долго и тяжело болел. А еще я сорвал голос напрочь.
Я прокашлялся, неожиданно почувствовал, как пошло восстановление пострадавшего тела, и осторожно приоткрыл глаза. Никакого леса, темное каменное помещение. Чуть скосив глаза, я обнаружил рядом с собой хорошо поджаренный труп. А рядом с ним — еще один. Я рывком подскочил и сел на… Скорее всего, это было частью алтаря. Вспомогательной. Потому что основная его часть была в центре, и на ней лежал молодой парень в богатой одежде. Точнее, труп молодого парня, с застывшем на лице вечным выражением страдания. Не одному мне досталось, смотрю, приложило всех.
Вокруг основного алтаря было еще восемь. И на всех них лежали трупы. Нет, вру, не на всех. На двух, сразу за моим, если считать по часовой стрелке, явно наблюдалось шевеление. Но больше шевеления нигде не было: те, кто валялись на полу, были однозначно мертвы.
На моих руках сохранились остатки сгоревших веревок, которыми я был привязан к кольцам на алтаре. Больше на мне не было ничего. Я был абсолютно гол, как ребенок, только что появившийся на свет. При мысли об этом я еще раз посмотрел на руки. Руки оказались не мои. Вот совсем. Тонкие кисти какого-то хлыща, не державшего в своей жизни ничего тяжелее ложки. И остальное тоже было тощее, прям цыплячье. Вот ведь жизнь у принцев: не успел достичь восемнадцати — пожалуйте на алтарь. На груди обнаружился тонкий, едва заметный шрам. Значит, все-таки не соврал старикашка…
— Дон Алехандро, будьте любезны, отвяжите меня, — внезапно раздался громкий голос. — На камне холодно лежать, еще отморозим что-то нужное.
— И меня, сын мой, — требовательно вторил ему другой.
Сын мой? Неожиданно. Это что получается, на алтарь отправили не только принца, но и его отца? Тогда что за тип лежит в центре? Логичней было бы приносить в жертву в центре самого короля.
— Сейчас, — хрипло сказал я и прокашлялся. В горле словно кошки устроили брачные игры. И не только в горле: я себя ощущал изрядно измочаленным. Сознание было странно спутанным, не позволяло отделить реальность от бреда. Последним казалось все вокруг. Содержимое головы напоминало плохо взболтанный коктейль.
Первым делом я дошел до того, кто назвал меня сыном. Но не из-за того, что внезапно испытал к нему сыновьи
