— Простите, мэм, но, кажется, еще раньше участие в этом деле принял я, — вставляет Шад. — Так как мы ее назовем? Бишоп, как ваше имя?
— Генри, милорд. Родные зовут меня Гарри, но умоляю, не трудитесь…
— Гарри! Значит, она должна быть Гарриет, — авторитетно заявляет леди Шад. — Да, Бишоп, мы задолжали вам сюртук: боюсь, что ваш уже ни на что не годится.
Дитя, хоть до сих пор немного сморщенное и красное, вытерли начисто, и оно уже чуть меньше походит на гоблина. Меня охватывает чувство любви и гордости за нее, как будто это мой собственный ребенок, да и за леди Шад тоже — кажется, я уже наполовину влюблен в нее, несмотря на все неприглядные стороны нашего недавнего сотрудничества. И я гораздо больше чем наполовину влюблен во все семейство, если это, конечно, возможно. Теперь-то я понимаю, почему Шада (как легко и естественно называть его так!) настолько любят слуги. Этот человек принял меня в своем доме с теплотой и доверием, а теперь сидит, держа на коленях сыновей, и с обожанием смотрит на жену и новорожденную дочку.
— Ваше здоровье, Бишоп. Жаль, что придется вам самому ехать в Лондон улаживать дела моей семьи, но по крайней мере в спешке нет нужды. Если Чарли обанкротился, то еще одна неделя погоды не сделает. А вот вам обязательно нужно присутствовать на крестинах тезки.
Мы чокаемся. Я твердо намерен сделать все возможное для семьи, которая теперь мне как родная.
Глава 2 Миссис Софи Уоллес
— Прости, дорогая, но тут либо ты, либо лошади.
Мы оба жмемся к перилам: судебные приставы, обливаясь потом, тащат мимо нас здоровенный буфет, который Чарли выбрал, но так и не оплатил. Буфет, кстати, являет собой настоящий шедевр мебельного искусства: инкрустация, позолота, витые ножки.
— По крайней мере так сказал человек моего дяди, тот, что внизу, — добавляет он и улыбается той самой улыбкой, которая до сих пор заставляет меня трепетать, — чуть кривоватой, обворожительной, печальной. Он ерошит светлые волосы. Мне приходится напомнить себе, что Чарли Фордему, моему покровителю, который в самом ближайшем будущем приобретет статус бывшего, всего-то двадцать лет, то есть он почти на десять лет моложе меня. Это первый его год в Лондоне, и он проявил себя восхитительным компаньоном. Уверена, теперь, когда Чарли попал в беду и позорно погряз в долгах, его семейство обязательно женит его на какой-нибудь богатенькой наследнице, и все.
А на мне он не женится никогда. Такие мужчины, как Чарли, не женятся на женщинах вроде меня.
Чарли бросает взгляд на буфет, который в этот самый момент намертво застрял, высунув витую ножку за кованые перила. Приставы тщетно толкают его и ругаются. Чарли рассеянно почесывает подбородок.
— Как думаешь, Софи, может, мне побриться?
— Если только они еще не забрали твои помазок и бритву.
Раздается громкий треск, свидетельствующий о том, что буфет сильно упал в цене, грохот — это ножка приземлилась на мраморный пол внизу — и проклятия приставов.
— Ну я же должен предстать перед семьей в лучшем виде…
— Чарли, твоя семья может подождать. Что будет со мной? Куда мне идти?
Он раздумывает над моим вопросом. Его-то самого отсылают в деревню — поостыть, подумать над своим поведением… Пока он не дорастет до совершеннолетия.
— Спросим у Бишопа.
— О, прошу тебя, не глупи. — Милый, славный Чарли, ты всегда думаешь о людях самое лучшее! — К тому же, Чарли, меня содержать дешевле, чем лошадей. Всем известно, как дорого сейчас обходятся конюшни в городе.
Он чешет подбородок. Щетина мерцает золотом, и я вдруг с болью осознаю, что больше никогда этого не увижу. Ну по меньшей мере именно эту щетину на этом лице.
— У тебя же очень много платьев, Софи, и шляпок, и перчаток, и что там еще бывает…
— Ну разумеется. Одеваться по моде — моя обязанность. Разве ты захотел бы ходить под руку с замарашкой? И я действительно нерасточительна: я ведь не просила у тебя собственный экипаж и выезд, правда ведь? — Тут я вцепляюсь в одного из приставов — он как раз спускается по лестнице с охапкой платьев: — Нет, погодите, кое-что из этого я покупала сама. Я сейчас покажу чеки. — Я роюсь в ридикюле.
— Не стоит, мисс, мы забираем их все.
— Миссис Уоллес, если позволите.
Пристав ухмыляется и идет дальше как ни в чем не бывало.
— Чарли, останови его! Он уносит мои платья!
Чарли снова обворожительно улыбается — эта его улыбочка позволяет ему выпутываться из многих щекотливых ситуаций.
— Любезный, разве так уж необходимо их забирать?
— Да, сэр, боюсь, что так.
Чарли огорчается до глубины души — Боже мой, разве он может кому-то не понравиться! Мне даже хочется поцеловать его в утешение.
— Мой дядя — очень славный малый, — виновато говорит Чарли.
— А я думала, ты говорил, что он старый скупой содомит.
— Ну и это тоже. Софи, как мой галстук?
Я начинаю его перевязывать. С моим знанием мужского туалета я могла бы сделать карьеру камердинера.
— О, Чарли, — я заправляю концы галстука ему под жилет, — мы же были так счастливы вместе, разве нет?
Он моргает.
— Ну да, конечно, ты роскошная женщина, Софи. Первоклассная.
Никогда еще он не подходил так близко к объяснению в любви — те нелепости, что он говорил в постели, я в расчет не беру. Его красивое лицо словно бы расплывается — это слезы затуманивают мой взгляд.
— Я буду скучать по тебе.
— Я тоже.
Я целую его — просто для того, чтобы увериться: он станет скучать по мне так сильно, как и должно. Чарли отвечает с обычным для него энтузиазмом.
— О Господи, Софи, они уже забрали кровать? — хрипло стонет он мне в ухо, задирая мои юбки.
Двое приставов со стульями в руках, проходя мимо нас, хмыкают. Один, уже спустившись, добавляет:
— Спальню почти всю вынесли, сэр, но кровать осталась.
Я отталкиваю руку Чарли.
— Они не могут забрать кровать, она моя!
— Разбирать ее будем часа два, мисс, но ее тоже нужно увезти, — отвечает пристав, с удовольствием разглядывая мои обнаженные щиколотки.
— Нет. Абсолютно исключено. Кровать с украшениями — моя, вот, у меня есть документы. — Я вырываюсь из объятий Чарли и иду вслед за приставами вниз. — Где мистер Бишоп? Мне нужно с ним поговорить.
Передняя загромождена мебелью, скульптурами, портьерами. Серебряный чайный сервиз и прекрасный китайский фарфор тоже здесь. Фарфор выбирала я, Чарли выбирал скульптуры, большинства которых представляют обнаженных женщин. В наших трех комнатах — столовая, гостиная и спальня на втором этаже — скопилось много вещей, а теперь мы теряем их все. Из деревни прибыл мистер Бишоп, чтобы проследить за вывозом мебели в уплату долга.
