Только теперь позволяю себе дать слабину. Сбрасываю с лица натянутую маску безразличия, краешки губ опускаются вниз. Горечь прошедшего вечера оседает камнем на сердце, сдавливает горло. Я все еще дрожу. Ладони нестерпимо жжет.
Свет автоматически загорается при моем появлении в номере. Я прохожу в ванную комнату, останавливаюсь у раковины и несколько долгих минут рассматриваю свое отражение в зеркале.
Все не так плохо. По крайней мере, макияж не растекся, прическа благодаря лаку для волос до сих пор держится, в отличие от меня.
Слезы медленно стекают по щекам. Я позволяю себе эту короткую слабость, чтобы утром отгородиться от всех чувств и вновь стать довольной собственной жизнью Валерией.
Я утираю слезы тыльной стороной ладони, подставляю руки под кран, и из него начинает литься вода.
Давид все не выходит из головы. Надо же, первый день в стране — и сразу же встретилась с тем, кого избегала столько времени. Раньше думала, сердце разорвется на части, если увижу его, но нет, я все еще жива, и сердце на месте.
Через три дня годовщина смерти моей бабушки. Собственно, это и стало причиной визита в ненавистный мне город.
Я так давно не приходила к ней на могилку, что меня начала съедать совесть. Ближе бабушки ведь никого и не было у меня за всю жизнь. И я решилась. Вопреки здравому смыслу, купила билет, чтобы недельку-другую провести в месте, которое когда-то было моим домом.
И с первого дня все пошло под откос. Кажется, это знак…
Я даже отцу не сообщила о своем приезде. С ним мы почти не общаемся. Все его попытки помириться, объясниться, наладить наши отношения закончились ничем.
Предателей не прощают. А виноваты оба: и папа, и Давид.
Я стянула с себя одежду, с отвращением посмотрела на свои ноги. Уродливое напоминание того, чем закончилось мое доверие к человеку, которого я любила до безумия.
Я уже было смирилась с этим и начала не замечать, но Леша сегодня здорово так всколыхнул мои воспоминания и спустил с небес на землю.
Мужчин не привлекают увечья.
И этого не изменить.
Не хочу признавать, но благодаря Леонову в глазах Алексея я не смотрелась жалко. Хоть в чем-то он был полезен. Прямо как в старые времена, у него словно радар был на мои неприятности, и он всегда оказывался рядом.
Уснуть не получается. До рассвета путаюсь в простынях, то включая кондиционер, то выключая его. Мысленно прокручиваю сегодняшнюю встречу с Леоновым, анализирую каждое сказанное мной слово, и жалею, что не смогла ответить как-то иначе. А еще досадно, что увидел меня в таком состоянии. Но уже ничего не изменить.
В девять утра за мной приезжает такси, я выселяюсь из номера и сонно тащу за собой чемодан. Отсюда до деревни не больше часа езды. Я напряженно вглядываюсь в поток машин и выдыхаю, когда мы покидаем город.
Трепет в груди и ностальгия заполняют меня, стоит увидеть край улицы, где я выросла. И снова глаза на мокром месте, я стала слишком сентиментальной в последнее время.
Словно отрывки из фильма, перед глазами кадры из детства. Здесь я с велосипеда упала, а там зимой на санях с горки съезжала. Как же хорошо было когда-то. Никакого притворства и лжи.
—Спасибо.— Протягиваю деньги водителю и покидаю салон, вдыхая полной грудью прогретый солнцем воздух.
Лето в самом разгаре. Сегодня же пойду к реке, выберу безлюдное место, позагораю и искупаюсь.
Водитель открывает багажник и подает мне чемодан, вырывая из раздумий.
Я делаю несколько шагов и замираю перед зеленой калиткой. Прохожусь взглядом по облупленному фасаду старенького домика. Во дворе кто-то скосил траву. Скорее всего, соседи до сих пор приглядывают за участком. Нужно бы к ним тоже наведаться, поблагодарить.
Я толкаю калитку, прохожу во двор. Несмело оглядываюсь по сторонам. Ставни на окнах закрыты, краска облупилась. Но выглядит здесь все не так плохо, как я ожидала. Сразу видно, что кто-то следит здесь за всем. Вон даже деревья вокруг обкопаны.
К счастью, никто не додумался поменять замок на двери. Запасной ключ по-прежнему между досок в поленнице. Я улыбаюсь своим мыслям и нетерпеливо проворачиваю его в замочной скважине.
—Привет, дом, я вернулась,— грустно улыбаюсь я, проходя на просторную веранду.
Чемодан остается у входа, я же отправляюсь инспектировать дом, чтобы понять, есть ли здесь все необходимое для того, чтобы прожить недельку-другую. И меня не покидает стойкое ощущение, что в мое отсутствие здесь кто-то обитал.
Черная чашка в шкафчике выбивалась из общего ряда бабушкиного сервиза в цветочек. Початая бутылка виски и вовсе была здесь лишней. В моей спальне было разобрано постельное, словно кто-то проснулся утром, откинул одеяло и пошел по делам.
И главное — ни в одной комнате почти не было пыли. И это было самым странным, потому что я сюда года четыре не наведывалась, а никто другой проживать не должен был.
Я еще несколько минут походила по дому, выискивая следы чужого присутствия, но по пустому и отключенному холодильнику сделала вывод, что никаких квартирантов здесь нет. А заросший огород окончательно подтвердил мои мысли. Если бы кто из местных решил пожить в пустом доме, обязательно что-то да посадил бы на участке.
Я возвращаюсь обратно, но останавливаюсь посреди двора. Мой взгляд задерживается на том самом месте, где я когда-то впервые увидела Давида.
И здесь все о нем напоминает.
Я начинаю злиться, потому что мне наконец-то удалось вырвать его из сердца и мыслей, но неожиданная встреча пустила под откос весь мой самоконтроль. Теперь сижу и гадаю, как он там жил все эти три года. Аж тошно от этого.
Я решаю заняться обустройством. Открываю ставни, меняю постельное белье на кровати. К счастью, по дороге сюда я предусмотрительно попросила водителя остановить у супермаркета и набрала продуктов. Потому что до единственного в деревне магазина километра два идти, и для меня это слишком большое расстояние. Еще и с пакетами тяжелыми обратно возвращаться.
Я быстро обедаю бутербродами, а потом решаю спуститься к реке. К бабушке пойду завтра с утра. Вечером на кладбище нечего соваться.
