в свою сумку, и, оставив альбом, под непонимающим взглядом бабули пошла в сторону сарая.
Да, там осталось кое-что дорогое моему сердцу.
Дверь жигуленка поддалась не сразу, но я все же справилась. Забравшись в грязный салон, сняла с лобового зеркала подвеску. Выточенную дедом фигурку охотника с копьем и топориком, весящим на поясе. Дерево побелело от времени, кое-где немного потрескалось, но это была память. И оставить здесь подвеску я не смогла.
Глава 3
Мы сидели на ступеньках своего уже бывшего дома и молчали. И меня и бабушку терзали одни страхи.
А правильно ли мы все делаем?
Стоит ли покидать родную деревню?
Я тяжело вздохнула и пригладила невзрачную, местами потертую обложку альбома, лежащего на коленях.
— Что ни делается — все к лучшему! — пробормотала моя старушка.
Усмехнувшись, только покачала головой и с хитрецой зыркнула на нее. Она заметила и приподняла светлую тонкую бровь. В не по возрасту ярких зеленых глазах сверкнул озорной огонек.
— Ну ты даешь, — не смогла удержаться. — Ба, обычно так говорят, когда уже все... Пушной зверек подкрался незаметно!
— Какой такой зверек? — не поняла она.
— Песец, бабуль, — хмыкнула я, расправляя подол длинной голубой юбки. — Обычный такой, беленький...
— Да ну тебя! — бабуля прыснула со смеху. — Ладно я — дама преклонных лет. Мне бы на диван и сериалы глядеть. А ты чего носом землю роешь? Какие твои печали? Смотрите-ка, песец к ней подкрался. Учиться едешь! Жизнь увидишь, она за этим огородом ого-го какая! Катька, в городе жизнь ключом бьет! Подруги появятся, работа хорошая. Да в конце-то концов, на радость мне, жениха найдешь. И не одного, а много... Чтобы проходу не давали.
— Куда же мне их много? — обрисованные перспективы скорее настораживали, чем радовали.
— А чтобы хвостом перед ними крутить да выбирать кто краше, — выдала бабуля.
— Надо оно мне! — фыркнула я в ответ.
— Тот и оно, — меня ткнули локтем в бок. — В твои девятнадцать годков только об этом думать и надо. А ты разок с сыном плотника на реку сбегала, и все.
— Ну, так на нем женихи и закончились, — я пожала плечами, упуская момент, что увалень тот поволок меня в свою компанию и нажрался местного вина из вишни. После полез обниматься с березами, орал, что он потомственный леший. Ну и в завершении свидания я его на себе еле к его избе дотащила и на руки мамке сдала.
Ну и зареклась больше на такие свиданки не бегать. Надо оно мне больно всю пьянь по ночам до калиток таскать!
Мы с бабушкой снова замолчали. Каждая думала о своем.
Кузя, протестуя, принялся царапать переноску.
— Уймись, шебутной! — шикнула на него бабуля. — Лапы и хвост поджал и ведешь себя тихо!
Кот, как это всегда бывало, послушался и смиренно увалился набок.
— Ба, может ты и правда ведьма, — я покосилась на переноску. — Меня он так не слушается.
— Ведьма, доченька, — закивала она. — Кто же еще. И кот — помощник мой бесценный во всех колдовских делах. Ты травки все мои уложила?
— Ну, конечно, — услышав вопрос, который мне с утра раз десять задали, закатила к небу очи. — Все в особенном ящике, что дядя Федор сколотил. И да... ящик из осины! Специально за досками для тебя в город ездили.
Она бросила на меня недовольный взгляд, но промолчала. Зато я униматься не собиралась.
— Вот скажи, зачем в городе нам целый ящик с травами? Там же аптеки на каждом шагу!
— А я еще, пустая твоя голова, пожить на этом свете хочу. Правнуков увидеть! Так что буду обходить твои аптеки десятой дорогой. Да и лечить буду, как и здесь.
— В городе? — такое заявление меня, признаться, удивило. — Ба, кого там лечить? Там больницы.
— Так и здесь больница, — отмахнулась она. — А народ весь вон там, за нашим забором с хворями своими стоит. Ты, Катерина, если не понимаешь разницу между химией и натуральными отварами да настоями, так лучше молчи.
— Молчу, — фыркнула я.
— Вот и молчи!
— Я и молчу!
— Нет, не молчишь!
— Молчу я, ба. Сложила же все в ящик, как ты и говорила, значит, молчу.
Нашу легкую перебранку оборвал сигнал автомобиля. Послышался противный хлопающий звук и у ворот показалась знакомая серая иномарка.
— А вот и Гриня! — Бабушка тяжело поднялась. — Все, встречай жениха!
— Он мне не жених, — проворчала я, но все же улыбнулась гостю.
Водительская дверь открылась, и из машины выбрался высокий, статный парень. Наш бывший сосед стал настоящим красавчиком, но сердце мое не трогал. Больше как брат, тяжело как на мужчину смотреть на того, с кем на одном горшке сидела.
— Клавдия Никаноровна, Катюха, извините, чуть задержался, — Гриня поспешил к нам.
— Да чего извиняться, — забурчала бабуля, — не посреди леса же ночевать бросил. Бери, внучка, Кузьку и пошли. Хватит тут душу рвать!
Хмыкнув, я подняла переноску и отправилась к машине.
— А вещи? — Гриня заглянул на кухню через закрытое окно.
— Только эти на веранде, — я указала на две хозяйственные клетчатые сумки. — Остальное еще утром на «газели» отправили. Семен повез пожитки наши. Уже, наверное, там нас ждет.
— О, тогда лучше поторопиться.
Гриня схватил сумки и утащил к багажнику. Оставив их там, подбежал ко мне и учтиво открыл дверь, зная, что у меня вечно с этим проблемы были.
Не любила меня техника.
Впрочем, как и бабушку. Из всех бытовых приборов только холодильник да тостер у нас прижились. Все остальное с завидной периодичностью пыталось испустить дух.
— Забирайся, Катюша, — Гриня скользнул рукой по моей талии и на мгновение приобнял. — Дорога неблизкая. Сразу ноги вытягивай. И там сзади маленькие подушки.
— Спасибо! — Я кивнула и, смущенно отстранившись, запихала вперед себя Кузю, который принялся жалобно мяукать, будто машин отродясь не видал.
— Уймись, бес хвостатый! — рявкнула бабуля и, бойко открыв себе дверь, оказалась в салоне вперед меня. — Где тут твои подушки, милок? Куда ноги протягивать?
— Вот протягивать их, Клавдия Никаноровна, не надо, особенно в моей машине, — с жалобным видом выдал Гриня.
Я засмеялась
