ужином и узнав у внука, что ничего срочного мама с папой не хотят, в разговор вступать не стала.
— Я о тебя ухожу, — я положила трубку и потащила из-под кровати чемодан.
Тот самый, с которым мы летали в отпуск все втроем: я, Виталик и наш шестилетний сын Андрей. Туда влезали все наши вещи на две недели и еще оставалось место для сувениров. Я открыла этого монстра и начала скидывать все свои вещи в его бездонное нутро.
— Куда ты пойдешь, кому ты нужна? У тебя никого нет, кроме меня, опомнись! — Виталик сел на кровати и говорил это уже спокойным насмешливым тоном. Он явно не верил, что я на подобное способна. До последнего не верил, потому что, когда я показала ему неприличный жест, рассмеялся, встал и ушел играть в танчики.
Козел.
Мои родители давно умерли, а подруг у меня не было. Когда-то были, конечно, но Виталик постепенно меня от них избавил. Они все были не такие, кто-то с ним якобы заигрывал, кто-то не подходил для общения с приличной женщиной, а кто-то и сам отвалился. Еще наши посиделки были слишком поздно, аж до полуночи, слишком пьяно (да я даже шла ровно!) и слишком дорого. Хотя надо понимать — мы не пили ящиками вдову клико, не заказывали марципаны на золотом подносе, мы даже в бар не всегда ходили, предпочитая собираться у кого-нибудь дома. Но все расходы, которые шли “не в семью” расценивались моим мужем как разбазаривание семейного бюджета.
Я думала, думала и решилась. С Тамарой Васильевной мы раньше работали вместе, я секретаршей, а она личным помощником босса. Она же меня и рекомендовала на свое место, когда уходила на пенсию. Отношения у нас всегда были без панибратства, но очень душевные. У нее можно было попросить совета, рассказать о радостях и трудностях и при этом не бояться, что завтра о твоей жизни будет знать весь офис. Нас еще объединяло одно мелкое должностное преступление: когда босс уже уходил, а нам приходилось за документами задерживаться допоздна мы разоряли его бар. Заканчивали с бумажками, доставали бокалы, лед, виски и сидели в приемной в удобных креслах, разговаривая за жизнь. Когда моя милейшая коллега ушла на заслуженный отдых, разграбление шефовского бара сошло на нет.
— Тамара Васильевна, здравствуйте! Это Алина.
— Здравствуй Алиночка, все у тебя хорошо? — Моя коллега с ходу заподозрила неладное, всегда была нечеловечески проницательна. Да и в будние дни, тем более вечером, я ей никогда не звонила.
— Да, мне неловко принаваться, но у меня проблемы и мне нужна помощь. Я ушла от мужа.
— Ну и прекрасно! — От реакции моей дорогой бывшей коллеги я, признаться, сильно офигела. — Давно было пора, жмоты и бабники, милая, не твой типаж. Приезжай, я буду тебе очень рада.
Она продиктовала адрес и такси увезло меня в неизвестность завтрашнего дня.
Глава шестая
Такси остановилось возле кованых ворот.
Вот уже больше двух лет Тамара Васильевна вышла на пенсию, виделись мы с ней не так уж часто, хотя и регулярно, но еще ни разу я не была у нее дома. Как-то не складывалось. И сейчас я была несколько ошарашена.
Моя коллега и наставница жила в довольно понтовом районе города N, в квартале сталинской застройки, отличительной чертой которого были эти самые ворота и закрытые дворы. Таксист уехал сразу, как меня высадил, а я застыла, не решаясь позвонить в звонок у калитки, и вздрогнула, когда из полутьмы двора мне по глазам мазнул луч света.
— А вот и ты, здравствуй, голубушка, — Тамара Васильевна отперла маленькую калитку сбоку от главных ворот, — А я выгуливаю Бульку, жду твоего звонка, смотрю, такси подъехало и чемодан выгрузили, решила подойти посмотреть, кто. Удачно я. Над воротами вообще фонарь должен гореть, — проворчала Тамара Васильевна. Спрятала в карман фонарик, достала из-под мышки длинную хворостину и залихватским свистом подозвала успевшего убежать в дальний конец двора бультерьера. — Но наш дворник, Ахмет, приболел, а его сменщик Серега — изрядный раздолбай, третий день все никак не сподобится лампочку заменить. Булька, это свой!
Собаку, больше похожую на демона из преисподней, причем очень грязного, быстро взяли на поводок, крепкий даже с виду, и позволили ей аккуратно меня обнюхать. Правда, за попытку пописать на мой чемодан Булька получил по жопе той самой хворостиной, обиженно взвизгнул и пошел мстить за неудавшуюся диверсию астрам.
На пятый этаж, где жила Тамара Васильевна, мы добрались без приключений, проехавшись в старом, гремящем лифте. Я думала таких больше нет, с закрывающейся металлической дверью на каждом этаже.
— Ты проходи, мой Борисыч на даче еще в это время обретается, урожай караулит, будто он нужен кому! Так что дома сейчас только мы с Булькой. Я его помою, а ты иди, в конце коридора справа кухня, чемодан оставь тут, потом покажу куда.
— Конечно, только у меня там…
— Тапочки вот, на! — мне достали из старинной, темного дерева обувной полки немного потрепанные, явно самодельные шлепанцы, сшитые из веселой расцветки ситчика. — Это я в первый год пенсии баловалась, нашила столько, что уже наверное всем гостям до конца моих дней хватит носить. Они чистые, после каждого гостя в стиралку закидываю.
Тапки оказались очень мягкими и удобными, хоть и были велики мне размера на два. А квартира очень уютной, с высокими потолками, стенными панелями из дерева и узорчатыми обоями. Кухонька была довольно просторной. Не такой, как в новостройках, что проектировал мой неверный муж, но в нее влезла и угловая кухня с узорчатыми деревянными фасадами, и круглый стол под белой скатертью. Я включила плиту, поставила на нее чайник, присела у стола.
— Садись и рассказывай! — высокая, с идеальной осанкой, так сказывалось балетное прошлое, Тамара Васильевна вошла в комнату, неся на локте корзинку с чем-то, прикрытым накрахмаленной вязанной салфеткой. За ней по пятам цокал когтями по паркету отмытый до белого демон в собачьем обличье.
— Да нечего особо рассказывать. Я его застукала почти в процессе, в его кабинете, с его же подчиненной. Молоденькая девочка, я не так давно ее документы оформляла, дизайнер, двадцать лет, только-только какой-то вуз закончила, не особенно престижный. И такая… — Я прикрыла глаза и передо мной снова встала та сцена, с трусами на люстре. — А еще у меня драцена умерла!
И я разрыдалась.
— Ничего, милая, поплачь, — мне протянули огромный просто носовой платок все из того же цветастого ситчика, что и тапки, — ты поплачь, а я чаю заварю
