доске на тонкие кружочки. – Вон, компартию уже запретили. Следом пошел комсомол. А ведь, между прочим, литературные конференции организовывал комсомольский обком. Кто сейчас будет заниматься литературой, да и культурой вообще? Одни думают, как бы урвать побольше от того, что еще осталось от страны. Другие – как не умереть с голоду.
С этими словами Теплов отрезал от буханки черного хлеба несколько кусков. Соорудив таким образом бутерброды, он выложил их на тарелку и поставил на середину стола. Самовар уже вовсю шумел, предвещая скорое закипание.
– И что, Сергей, ты хочешь сказать, что культура никому не нужна? Ведь не хлебом же единым…
– Да, не хлебом. Но сейчас для людей хлеб важнее.
Теплов извлек из пенала, стоявшего в углу, жестяную баночку, разукрашенную узорами в индийском стиле. В ней хранился чай.
– А для чего тогда мы здесь собираемся? Пишем, обсуждаем, мечтаем опубликовать? – не унимался Владимир.
– Времена меняются. В семнадцатом году людям тоже было не до культуры. Народ требовал хлеба.
Сергей выключил из розетки закипевший самовар. Открыв краник, налил немного кипятка в фарфоровый заварник. Поболтал им и выплеснул в раковину. Пальцами зачерпнул из баночки горсть чая, сыпанул в посудину. Тонкая струйка кипятка из самовара наполнила заварник почти до краев.
– Но тогда были идеи, – продолжил Владимир, пронаблюдав все манипуляции, проделанные Тепловым. – Люди шли друг на друга ради светлого будущего. И, победив в гражданскую войну, строили это будущее. И, между прочим, среди революционеров были и поэты, и писатели, которые своим творчеством вдохновляли массы. А сейчас какие идеи? Добиться сытой жизни как на Западе? Построить капитализм?
– Сторонники реформ называют это по-другому: построить рыночную экономику. Только наблюдать приходится разрушение страны. Что ж, наверное, чтобы что-то построить, надо сломать то, что уже есть.
– Горько все это видеть, Сергей. У прежнего строя много недостатков. Изменения нужны, спору нет. Но ведь перечеркивается же все. И хорошее в том числе. Те, кто вчера были героями, примерами для подражания, теперь объявляются чуть ли не преступниками. Творить добро, быть благородным теперь не модно. А в почете оказываются те, кто сумел обмануть других, наварил кучу бабок или стащил побольше у государства.
Пока Владимир говорил, Сергей разлил по кружкам заварившийся чай.
– Угощайся, не стесняйся. Бери бутерброды. Больше ничего предложить не могу.
– А среди молодежи? – продолжил Владимир, отхлебнув из кружки. – Они же теперь все отрицают. Нет для них ничего святого. С высоких трибун охаяли пионерскую организацию. Школьники массово вышли из пионеров. А что взамен? Ориентиров-то нет. Куда детям стремиться? К чему?
– А вот для этого мы и существуем, Володь. И наша «Каравелла».
– Только стихи о возвышенном сейчас никому не нужны.
– Да, нет, Володя, нужны. Страсти улягутся. Все устаканится. И людям вновь понадобятся книги о добром и чистом. Главное, нам самим не скатиться до уровня простых рвачей. И надежда вся на новое поколение, на тех, кто сейчас только в школу ходит. Не упустить бы их.
Они оба замолчали. Заработали челюстями, стараясь разжевать черствый хлеб. Но, несмотря на свою черствость, хлеб Владимиру показался очень даже вкусным. Он сегодня еще не обедал, сразу после занятий поехал к Сергею. Поэтому готов был есть что угодно. А колбаса – так это вообще подарок судьбы. В магазинах ее сейчас не достать. Владимир даже забыл, когда он ел колбасу последний раз.
– К тебе Юля заходила? – спросил он, расправившись, наконец, с бутербродами.
Сергей в ответ кивнул.
– Я встретил ее, входя в подъезд.
– Вот, кстати, вылавливая из общего потока таких, как Юля, мы не даем затеряться и угаснуть их таланту. Человек посмотрит вокруг, не увидит тех, кому нужны его стихи, и подумает, а зачем, собственно, писать? В редакциях публиковать отказывают: мол, молод еще, неопытен. Друзьям в большинстве случаев начихать. Настоящее искусство сейчас не в моде. Если стихи про бандитов или отрицают устоявшиеся правила и принципы, то тогда еще будут читать. Или зарифмуешь, как сношаются двое, а лучше – трое, да матами сдобришь. Но это, Володь, не поэзия. Это рифмованные строчки.
– Графомания, – пробормотал Владимир.
– Хуже. Графоманы в большинстве своем безобидны: пишут себе и пишут. А вот те ребята несут идеи, способные разрушать.
Владимир вздохнул. Не любил он эти темы обсуждать. И чтобы сменить разговор, спросил:
– Юля приносила новые стихи?
– На этот раз нет. У нее сейчас проблемы в школе. Последний класс как-никак, к экзаменам готовиться надо. А по некоторым предметам у нее полный завал.
– Ну, и?
– Поговорили немного. Куда поступать собирается. Чем вообще по жизни хочет заниматься. Стихи она давно новые не пишет. Голова чем-то другим занята. А чем – упорно не желает раскрываться. А жаль. Может я смог бы помочь ей в ее проблемах.
«Знаю я ее проблемы», – подумал про себя Владимир. – «Макс – вот ее проблема. От того и учиться не хочет. И стихи в голову не лезут».
Глава 5
Олег в этот день торопился. Как и Николаю, ему хотелось научиться играть на гитаре. Имелся ли у него музыкальный слух, он не знал, но был уверен, что для бренчания по струнам слух может и не обязателен. Главное – знать, как пальцы ставить на лады да уметь правильно бить по струнам. Вот без чувства ритма тут не обойтись, это точно. А у Олега, как он сам считал, было великолепное чувство ритма. Пальцами он мог пробарабанить любую мелодию.
Пришел Олег одним из первых. Постепенно подтягивались остальные ребята. Но собрались не все. Где-то около половины класса. Наконец, в дверях появился Володя. Без гитары. Олег тут же сник. Он рассчитывал, что сегодня они снова попоют, а может уже начнут учиться. Но не тут-то было.
Володя с красным от мороза лицом скинул куртку, поприветствовал ребят. Протер запотевшие очки.
– Как настроение?
Послышались возгласы, по которым легко было разобрать, что замечательное.
– Ребята, хочу вас всех поблагодарить за то, что вы пришли, несмотря на холод. Скажите, кто-нибудь читал книги Владислава Крапивина?
Дети зашептались, но никто не ответил.
– Это один из моих любимых писателей. У него есть целый цикл книг о Великом Кристалле. В них высказывается мысль, что наш мир многогранен. Существует великое множество пространств, представляющих собой как бы грани большого кристалла. В местах пересечения этих граней пространства соприкасаются друг с другом, и возможен переход из одного мира в другой. Идея, конечно, интересная, но научно никак не обоснована.
В каждом таком пространстве живут дети, обладающие незаурядными способностями. Но всех их объединяет одно свойство –
