короткое замыкание. Ему также не рекомендовано посещать корпоративные вечеринки, сидеть в уголке и ждать, пока кто-нибудь из жалости не предложит ему картонный стаканчик кофе, потому что своим видом он дискредитирует фирму, имидж которой строится на коммуникации и культе тела.
Я продолжала бы любить его даже слепым, глухим и страдающим недержанием, если бы из-за его состояния мы не впали в такую бедность. Я кормлю его, потому что похороны стоят дорого, но обхожусь с ним не ласковее, чем с педалью мусорного ведра. Сострадание я берегу для детей, которые годами не видят ни игрушек, ни развлечений. Я разрешаю им смеяться над тем, как он плачет, разыскивая свою белую трость, которую они разрисовали фломастерами и спрятали в корзине с грязным бельем.
Моя шуба из выдры
– Детей берешь ты.
Себе я оставляю квартиру и зеркало в ванной. Тебе отдаю мебель, даже кровать и люстру из прихожей. Отныне мне предстоит существовать в пространстве абсолютной пустоты, если не считать металлической штанги, на которую я буду вешать свои платья, и компьютера – чтобы не утратить окончательно связь с планетой. Никакого кресла – буду сидеть по-турецки на полу.
– Спать я буду тоже на полу.
Летом – в белье, зимой – в своей шубе из выдры. Ты будешь переводить мне деньги, чтобы хватило на оплату счетов, и организовывать доставку еды, когда я проголодаюсь. Раз в две недели я буду ночевать у тебя, в пустой комнате, предназначенной исключительно для меня. Таким образом я смогу видеться с детьми и одаривать их любовью в достаточном количестве, чтобы не скучали до моего следующего визита.
– Ты больше не женишься.
Если ты встретишь другую женщину, никогда не приведешь ее к себе. Я хочу, чтобы твое новое жилище стало святилищем, надежно защищающим детей от любого постороннего вмешательства. Впрочем, я предпочла бы, чтобы ты больше ни с кем не завязывал отношений, даже мимолетных. Для счастья тебе будет довольно радостей отцовства. Секс – это уже лишнее, тем более что он может навредить твоему душевному здоровью. Я не желаю, чтобы моих детей воспитывал неуравновешенный тип – курящий, пьющий или подсевший на транквилизаторы, которыми нас сегодня в изобилии снабжают фармлаборатории.
– Ты будешь заниматься спортом.
У тебя дряблое тело. Сохрани эту дряблость для своего члена, который тебе больше не понадобится. Когда ты поведешь детей на пляж, я хочу, чтобы они гордились твоей мускулатурой, крепкой и упругой, как говяжья вырезка. По вечерам, уложив их спать, ты сядешь в машину и поедешь в Венсенский лес, где будешь не меньше часа бегать по дорожкам. По субботам ты будешь посещать специалиста по исправлению осанки и избавишься наконец от своей дерганой походки, делающей тебя похожим на одержимого пляской святого Вита.
– Питаться ты будешь рыбой и овощами.
Можешь добавить капельку оливкового масла и лимонного сока. Йогурт тоже разрешается, но без сахара и искусственных красителей. Никакого крепкого алкоголя или вина. Никакого пива или кофе. По утрам будешь пить слабый чай, в остальное время суток – чистую воду. Попробуй раз в неделю поголодать – вот увидишь, это принесет тебе огромную пользу. Желательно также, чтобы ты обрил голову наголо и перестал оставлять свои волосы по всему дому – в раковине, в ванне, на диване, где ты валяешься, как животное. В любом случае они выпадают у тебя так быстро, что через несколько лет ты все равно облысеешь.
– Ты будешь учить иностранные языки.
В конце концов она меня достала, и я еле сдержался, чтобы ей не вмазать.
Декольте
– Моя жена всегда была равнодушна к сексу.
Она попросила врачей зашить ей влагалище в надежде, что, когда рубцы рассосутся, оно исчезнет без следа. Но природа берет свое, и, не будь этих швов, оно распахнулось бы во всю ширь, как клюв изголодавшейся птицы, хозяин которой, чтобы не слышать ее пения, перевязал его веревочкой.
Вместе с тем моя жена – вполне светская дама. Она устраивает приемы, собирая все сливки общества нашего городка с населением сто двадцать тысяч человек. Доставка еды из ресторана обходится недешево, да еще надо платить музыкантам и местным телевизионным знаменитостям, которые задаром ни за что бы к нам не пришли. Я все это время думаю об одном: как бы перепихнуться с одной из приглашенных гостий, хотя по большей части они жуткие уродины, но мне все равно, лишь бы было куда сунуть член. Я подкарауливаю их в коридоре, трусь об их надушенные тела, лижу им шею и мну сиськи, одну за другой высвобождая из декольте.
Потом я задираю на них платье, разрываю трусы, которые прячу в карман пиджака, и беру их грубо, как показывают в порнофильмах. Мне кажется, что некоторым из них это даже нравится, а остальные боятся кричать, чтобы не оскорбить мою жену, потому что больше она их не пригласит.
– В те вечера, когда у нас нет приема, мы играем в шахматы.
Мы не настолько умны, чтобы разрабатывать сложные стратегии, и плохо знаем правила игры. Бывает, что я объявляю шах и мат в самом начале партии. Тогда приходится ложиться спать. Жена раздевается и смывает над раковиной косметику. Я присаживаюсь на край ванны и смотрю на нее. Член у меня твердеет. Я чувствую себя самкой с фаллоимитатором и говорю ей, что у меня стоит.
– Ты с ума сошел.
– В начале нашего брака мы занимались сексом.
– Ты прекрасно знаешь, что для меня секс – это не более чем дурное воспоминание.
В надежде, что ее влагалище поверит, что оно – всего лишь царапина, она обильно орошает его бактерицидным меркурохромом и ложится в постель, понимая, что может потерять сознание.
Под оболочкой пятидесятилетней женщины
– Пожалуйста, заходи.
Она поднялась по ступенькам крыльца и, не дожидаясь приглашения, прошествовала в малую гостиную, которая служит мне кабинетом. Меня бесит тот факт, что она еще существует. Я думал, что после нашего расставания она растаяла на солнце или впиталась в землю, как дождевая вода. Она изменилась. На лице появилась пара глубоких морщин, тело отяжелело, цыганку с темной шевелюрой сменила пепельная блондинка. Голос охрип от курения и неумеренного употребления алкоголя. Она говорила, не закрывая рта, на одной ноте; слова лились из нее, как вода из фонтана. Я не мог ее слушать и ограничился тем, что все слышал. Она без конца повторяла одни и те же фразы, длинные, как части знакомого мне струнного квартета, привычно их перемешивая; стоило мне подумать, что
