Книга Другой - Саша Береста

Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 20

Юноша закрыл глаза, глубоко вздохнув даже с небольшой, едва различимой дрожью во вздохе, чем был очень доволен, и зажал пальцами переносицу, едва приоткрывая глаза, оставляя незаметную щелочку, наблюдая за собеседником. Михаил, до этого обиженный, в удивлении поднял брови; лицо его вытянулось от непонимания.

«Повелся, дурак…» — проскользнула радостная мысль в голове у Алексея, но внешне он остался абсолютно непоколебим, только свел брови к переносице, придавая своему лицу серьезности, будто силясь успокоиться от ужасного происшествия, только что выдуманного у себя в голове.

— Прости, Миша. Я все никак не забуду… Вчерашнее, — голос дрогнул, и Сехинов едва удержался, чтобы не улыбнуться самому себе. Разве он не превосходный актер? Чувствуя, что он как минимум заинтересовал собеседника, юноша еще раз тяжело вздохнул.

Алексей был невероятно проницателен и тактичен, оттого и понимал, что ни за что не должен рассказывать о «произошедшем», пока его не спросят.

— Леша… Ты… Ты чего это, дружище?.. Ну-ка садись… — взволнованно залепетал Михаил, тут же отодвигая близ стоящий стул и усаживая на него юношу, который благодарно кивнул.

Алексей не сомневался в себе, знал, что его уловка точно сработает и получится выигрышно сыграть на чувствах этого всегда чуткого и отзывчивого дурачка, — Ну?.. Что стряслось, расскажи?..

Выдержав паузу, будто собираясь с силами, на самом же деле намеренно вызывая слезы у себя на глазах, Сехинов опустил руку, до этого закрывавшую его переносицу, открыв увлажненные глаза.

— Роба помнишь?

— Песика твоего? Конечно… — все еще волнуясь, участвующе ответил мужчина, обеспокоившись еще больше, — Что, заболел?..

— Убежал! — с огромной досадой, горько, даже почти искренне ответил ему Алексей.

— Боже мой! Что же ты не сказал?! — Михаил мигом обнял сидящего на стуле друга, крепко прижимая к себе, — Не переживай, не переживай, Лешка, найдем… Найдем обязательно…

Слабо обняв коллегу, Сехинов благодарно кивнул несколько раз. Ткнувшись носом ему в грудь, он позволил себе победно улыбнуться в клетчатую рубашку мужчины, но скоро вновь погрустнел, даже шмыгнул пару раз носом, не желая выходить из образа. Михаил мог бы обнимать его еще долго, поэтому первым отстраниться решил Алексей, смахивая воображаемую слезу, вставая со стула, изображая лицо самого грустного человека на свете, не смотря в глаза мужчине.

— Извини, мне нужно выйти, привести себя в порядок…

— Конечно, Лешка! Ты прости меня… — грустный весельчак стыдливо опустил взгляд, — Зря напомнил…

— Ничего. Ты же не знал…

«Черт… Грустный человек вообще бы ничего не ответил… Черт!» — выругался Алексей в мыслях и, чтобы сгладить этот момент, снова грустно вздохнул, развернулся и пошел в сторону туалета, стараясь не улыбаться.

Оказавшись внутри, Сехинов, наконец, гордо улыбнулся, смотря на себя в зеркало.

«Еще одна победа за мной. Как же легковерен этот… Как его фамилия? Да, точно, Болдин. В жизни большего дурака не встречал!» — Алексей Степанович любил разговаривать сам с собой. Правильнее даже будет сказать, что он не считал остальных людей умными или хотя бы достойными собеседниками, но всегда слушал их с идеально симулированным интересом. За всю свою жизнь он так и не понял, зачем человеку выражать эмоции, если чаще всего приходится себя заставлять? Подойдя к зеркалу, юноша сначала оглядел себя, заправив пару выбившихся локонов светлых волос за уши, после чего решил попрактиковаться в эмоциях, проверить, насколько красиво и правдоподобно он изображает задумчивость,

отвращение, грусть и сочувствие. Все это получалось у него превосходно, но самой непонятной эмоцией для него оставалась улыбка. Как бы он не старался, уголки губ или поднимались слишком высоко, или опускались слишком низко, а золотой середины найти никак не получалось. Ему было известно, лишь как сделать ехидную и гордую улыбку, ну или просто надменно усмехнуться тоже было в его силах. Тренируя свою улыбку перед зеркалом, Алексей все больше раздражался, проклиная свои уголки губ и того, кто придумал улыбку в своих мыслях:

«Какая же все-таки бесполезная эмоция! Из-за неё к старости на лице проступают морщины, болят скулы и напрягаются глаза из-за того, что приходится их щурить — ну совершенно непонятно, зачем людям улыбаться! Ходили бы все с одинаковыми лицами, да хуже бы из-за этого ни за что не сделалось никому. Улыбка, смех и счастье романтизированы до тошноты, и даже доктора верят в этот бред! Улыбка — всего лишь жест приличия. Точно такой же, когда ты, например, говоришь «спасибо» и «пожалуйста». Однако все же странно, что людям нравится, когда их собеседник показывает им свои зубы», — юноша скорчился, подавив рвотный рефлекс, –

«Невероятная гадость… До чего же человечество бывает противным!»

Опершись руками о раковину, Алексей вгляделся в свое лицо, внимательно изучая каждую его клеточку, простояв так несколько минут, вскоре одобряюще кивнув:

«Все еще идеален. Никто не был так идеален, как я. Когда я стану неприлично богат, пожалуй, буду жертвовать деньги в какие-нибудь ущербные приюты, чтобы создавать массам о себе идеальную репутацию.

Наверное, не буду покупать дорогие квартиры для вида, чтобы люди думали, что я все жертвую» — Сехинов презрительно усмехнулся, поправляя пиджак, — «Глупцы. Любят мучеников, как же это странно… Что ж, пусть думают, что я не эгоист. Моя жизнь станет величайшей иронией потому, что я буду иронизировать сам над собой. Рано или поздно люди это заметят, но к тому времени я уже буду иметь достаточно связей во внешнем мире».

Алексей скептически покосился на дверь, предполагая, что Миша уже рассказал всем о его происшествии с собакой. «Хм, может, получится уйти сегодня…» — одобрительно кивнув самому себе, юноша быстро потер глаза, из-за чего они сделались чуть красными, будто он плакал. Вновь изобразив из себя страдальца, Сехинов вышел из туалета с опущенными глазами и тут же встретился с начальником, довольно пожилым мужчиной. Да, как он и предполагал, Миша успел все разболтать.

— Алексей Степанович, я сожалею, — действительно сочувствующе произнес директор, — Я и сам владелец двух борзых и однажды одна из них…

— Я помню, вы говорили, — отрезал Сехинов, надеясь прервать этот унылый разговор, что еще даже не начался.

— Да, да… Вы выглядите… Не очень хорошо, — неожиданно с сочувствием произнес директор.

— Ну, сами понимаете… — оставаясь в своем образе безутешного хозяина, ответил Сехинов.

— Понимаю. Знаете, отправляйтесь-ка домой.

Спустя каких-то десять минут, юноша уже с удовольствием ехал домой, ужасно гордый собой. Стоя в автобусе, он мечтательно глядел в окно. Он прославился на работе своим усердием и строгостью, но всегда приходил на помощь, если кто-то в ней нуждался (это тоже неплохой статус — нынче доброжелательность вошла

Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 20