смысл, он едва успел размяться. Взгляд на мгновение задержался на валявшихся в глубине шкафчика вещах: каких-то смятых чеках, нескольких початых пачках жевательной резинки. Тут же лежала потрепанная «Защита Лужина» в мягкой обложке.
Ход конём…– подумал Дима отрешённо. – Ход конём… Ход конём – это не выход.
Он вышел из здания. Вытащил сигарету, щёлкнул зажигалкой. Сбоку раздался тяжёлый вздох.
Арон стоял у стены в тени и молча, даже без какого-либо осуждения, смотрел на своего подопечного.
Гнев, пылавший внутри Димы последние минуты, внезапно сам по себе закончился, как это часто и бывало. Ему стало стыдно за своё поведение в кабинете, за отношение к Арону – на деле толковому специалисту, хоть и беспредельно далекому по уровню от тренеров, с которыми Дима работал в Питере, Москве, Дортмунде и Бордо. Больше, чем стыд его теперь мучало только отвращение к себе.
Даже перед Пауло – хитрым итальяшкой, жирующим на таких, как Дима, было чуточку неудобно.
Сглотнув ком в горле, он отправил незажжённую сигарету в мусорку, подошёл к Арону:
– Я извиняюсь за своё поведение, тренер, и отдельно – за свои слова в коридоре. Я возьму себя в руки, обещаю.
Достав ключи, Дима направился к автомобилю.
Надо было попробовать позвонить Жене. Вдруг в этот раз она возьмёт трубку. Хотя бы для того, чтобы послать его куда подальше, как в прошлый раз….
Закурил он, уже выехав с территории клуба.
…Гриньков отдаёт пас вразрез наискосок. Дима ракетой вылетает из ворот, скользит по траве на перехват…
Глава 2
ВИКТОР
Виктор успел добраться до дома. Точнее до места, которое было его домом в этом городе. На улицах уже становилось немноголюдно, во дворе тоже практически никого не было, только два пожилых козла зависали над расстеленной на облезлой скамейке газетой, упираясь друг в друга рогами. Судя по уловленному краем уха, они никак не могли вспомнить обладателя «Золотого Мяча» за 2018 год.
– Мээээсси! – блеял один.
– Роналду! – отвечал другой.
– Попробуйте Модрича. – подсказал старикам Виктор. Те попробовали и благодарно замекали в ответ, но он уже заходил в подъезд.
– Я дома, – открыв входную дверь, нарочито весело крикнул Виктор, не особенно ожидая ответа. Снял ботинки, бросил на стол пакет из магазина.
Квартира была необычной. Начиналась она с кухни – именно сюда, без прихожей, без коридора, вела входная дверь. Над современной газовой плитой чернел замурованный выход дымохода, шкафчики с посудой были покрыты цветастым ковром наклеек из упаковок жвачной резинки.
За кухней были туалет и ванная – узкие, тёмные, с грязными световыми окошками вверху, а дальше – тянулись анфиладой абсолютно пустые одинаковые комнаты.
В каждой из них был старый, стёртый, исцарапанный паркет, скрипевший в одних и тех же местах. В каждой у замызганного окна под пыльной тряпкой стоял бюст Аполлона. В каждую вели распашные двери, небрежно выкрашенные дешёвой белой краской.
Комнат всегда было разное количество. Иногда одиннадцать, иногда семнадцать, один раз – сорок шесть. Чтобы добраться до спальни, надо было пройти их все, одну за другой, не останавливаясь, не открывая бюст, не глядя в окно – благо смотреть там было не на что – полутёмный двор, козлы с кроссвордом, старый тополь со спиленной верхушкой, – вид из всех комнат был всегда один.
– Ты дома? – крикнул он в бесконечность комнат. Ответа не было.
Надо было идти на разведку.
Но прежде следовало подкрепиться.
Вспыхнуло синее пламя, ударило в подкопчённое днище старого чайника с аляповатыми маргаритками на боку. Пока закипала вода, Виктор достал заслуженную, всю в мелких зарубках, доску и принялся нарезать бутерброды.
Масло, – запоздало сообразил он. – Я же хотел купить масло… Чёрт!
Без особой надежды на успех он открыл холодильник. Удача улыбалась ему. Среди пожухлых овощей стояла маслёнка.
С воодушевлением Виктор принялся сооружать перекус.
Засвистел чайник, как всегда внезапно, заставляя подпрыгивать и сразу же хвататься за (кап-кап-кап) колено.
Он опустил в треснутую кружку пакетик Липтона, бросил две ложки сахара из жестяной банки с надписью «Соль», размешал и завис, уставившись на ёжика с котомкой, нарисованного зелеными красками на боку кружки.
Затем, с трудом стряхнув с себя оцепенение, он пододвинул к себе доску с бутербродами и начал есть.
Поев, закурил столь нелюбимый Кэмел, но почти сразу же погасил сигарету.
Надо было идти. Смысл откладывать?
В этот раз ему повезло. Анфилада состояла всего из девяти комнат. Пока он шёл, во дворе окончательно стемнело, козлы разошлись по домам, на той стороне, за тополем, тусклым огнём засветился фонарь.
В спальне было пусто.
Как он и опасался.
Как он и ожидал.
В воздухе ещё плыл аромат Guerlain, постельное бельё на широкой двуспальной кровати хранило очертание тела, но никого в спальне не было.
Пальто, – запоздало сообразил Виктор. В части кухни, отведенной под импровизированную прихожую, могло висеть её пальто – зелёное, с широким хлястиком на двух пуговицах. Если оно там, значит, она ушла недалеко…
Он беспомощно посмотрел назад – в бесконечность анфилады, но кухни, разумеется, видно не было.
Виктор вздохнул, ещё раз оглядел спальню. Вроде бы всё, как и в прошлые разы, но не совсем. Что-то изменилось. Но что?
Он внезапно увидел.
На полу перед кроватью лежал коричневый фотоальбом, раскрытый посередине.
Наклонившись, он поднял его, сел в кресло, принялся лихорадочно листать.
Что это? Шутка? Подсказка? Подарок?
Сначала всё это выглядело насмешкой. Все фотографии, аккуратно вставленные в уголки, были выгоревшими. Что на них – оставалось только гадать. Ни лиц, ни людей, ни окружения – только тёмные пятна на светлом фоне.
Страница, ещё одна, ещё…
Он листал всё быстрее и даже сначала не заметил, как откуда-то из конца альбома выпала стопка фотографий и разлетелась по полу.
Чертыхнувшись, Виктор отложил альбом в сторону и принялся собирать упавшее, одновременно надеясь найти хоть одну уцелевшую фотографию.
И тут ему повезло.
Одна фотография была менее выцветшей, чем другие. Точнее – она была посеревшей, выгоревшей, но люди, изображённые на ней, были видны совершенно чётко.
Парень и девушка на фоне турецкого отеля. Парень был бы Виктором, если бы не был другим человеком. Девушка… она была прекрасна, она была лучше всех…
Схватив фотографию, Виктор потерянно заозирался, бросился к кровати, надеясь на невозможное, на чудо…
Нет, она не появилась. Всё те же смятые простыни, всё тот же еле уловимый аромат Guerlain в воздухе. И всё.
Упав на бельё, сжимая в руках фотографию, он разрыдался. Слезы падали на бежевую простынь, на блёклые
