Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
бы, но ведь и всех, кто в караване, запрут за решетку. А товары растащат. Через полгода ли, через год ли их выпустят, но что станет за это время с их торговлей, с верблюдами? Аи[12], злые духи неуклюже играют его судьбой в цзянь-цзы[13], вот-вот совсем уронят, и предстоит лопоухому неудачнику валяться под ногами у каждого, желающего его попинать.
– А подожди-кась туточки с нами. – Егор что‐то прочитал в лице Чжоу Фана – опять подвели глаза. – Все‐таки вместе пойдем, посиди-кась. – Он схватил за рукав халата и потянул книзу.
Китаец опешил, но лишь на миг. От коротышки большого вреда ждать не приходилось, главное, чтобы здоровяк не успел вскочить. Он оттолкнул Егора и метнулся к выходу из пещеры. Забыв, что за ивовой ширмой плещется холодная река, плюхнулся в воду, хотел выбраться назад, но передумал, пожалел времени. Неуклюже вращая прилипшими рукавами, Чжоу Фан поплыл к середине, заранее оплакивая приговоренную шапку. Быстрое течение подхватило и понесло, стаскивая сапоги и пеленая в тяжелые полы чапана. Он нырнул, стянул под водой халат, вынырнул, плыть стало значительно легче. Стремнина шумела и рычала, неслась разъяренной волчьей стаей мимо озадаченных берегов – куда там преследователям! Ему удалось выловить ак-калпак, уже хорошо. Егор с высоким приятелем провожали взглядом мелькающую в волнах черную макушку.
Он проплыл много, с пару верст, даже не плыл, а просто лежал в холодных ладонях быстрых волн. Выбрался на берег возле самого караван-сарая, разделся, выжал одежду и снова налепил на тело мокрые, непослушные штаны и рубаху. Спасенную шапку прижал к груди, чтобы не стекали по лицу речные капли. Прибежав к своим, растолковал караван-баши, чтó понял из разговора, и поскорее тронулись в путь: в сумерках уже грузились на баржу, а с рассветом вышли на речной простор. Сабыргазы не скрывал, что остерегался преследователей. Успели. И вправду везет желтоглазому. Под мерный плеск волн Чжоу Фан, получивший волею жестокой судьбы чужую роль в плохом спектакле, искал ответы на непростые вопросы. Как отвязаться от участия в опасных игрищах? Не поздно ли еще и какой удел ему уготован? Пропасть в российской тюрьме, сгнить на каторге, никогда не увидеть родных рисовых полей? Или просто сложить голову на маковом поле под берегом строптивого Иртыша или Ишима? И не оправдать надежд придирчивого доброго Сунь Чиана. Про обещанные за помощь деньги он уже не думал: не до барышей, хорошо бы своего не растерять.
Сошли на берег, занялись торговлей. Близился конец мытарствам: через неделю заблестят купола петропавловских церквей. Хотя есть ведь еще обратная дорога… Рано радоваться.
Петропавловск – уездный городок Тобольской губернии – запомнился с прошлых поездок диковинным гербом: щит, разделенный на два поля. На верхней половине – тобольский герб, а на нижней, именуемой серебряной, – коротконогий верблюд, навьюченный двумя тюками наперевес и ведомый в поводу неказистым азиатом в беспоясном чапане и киргизской шапке, точь‐в-точь как подаренная бедолагой Идрисом. Знать, чтут в этих местах караванщиков.
– Эй, подсоберитесь, джигиты, – весело подбадривал путников желтоглазый проводник, подрагивая тонкими усиками, как у таракана, – нельзя спать, скоро большой базар встречать.
Чжоу Фана тревожила старая верблюдица, которая все медленнее и неохотнее переставляла длинные мосластые ноги. Того и гляди, вывернутся наружу колени, повиснет жалобно язык, и упадет она, поднимая мягкие клубы пыли, и будет жалобно смотреть на окруживших ее людей и животных. Ее дорога уже пройдена, ей бы попастись на тучных лугах перед смертью, повспоминать исхоженные версты.
В носу засвербело от жалости, некстати потекли жидкие сопли. Ничего, пройдет. Это продуло в сибирских степях, не стоило распахивать чапан навстречу студеным иртышским зорям.
К вечеру караван пришел в село Новоникольское Петропавловского уезда. Там давно поджидал именитый промышленник князь Шаховский – богатейший маслодел, торгующий с доброй половиной России и даже с Европой. У княжеского сына к осени намечалась женитьба, и приказчики рыскали по торговым домам в поисках декораций для нерядового торжества. В тюках, навьюченных на породистого Каракула, томились в ожидании личные заказы князя – не по торговым делам, а для души. Цены их никто не знал. Одно слово – несметная, вот караван-баши с верблюжьего горба глаз и не спускал.
Ночевать остановились в просторной русской избе с настоящей баней. Князь без угощения не отпустил: круглоглазые красавицы заставили стол пирогами с капустой, блинами с белорыбицей, пышным караваем с румяной косой на макушке и убежали, хихикая в цветастые платки. Чжоу Фану что‐то кусок в горло не лез – жирно и мучнисто готовили на русских кухнях. Сейчас бы матушкиной похлебки из сушеных грибов с джусаем[14], да погорячее, чтобы пробрало сухо кашляющее нутро. Но ничего, напьется чаю с ягодным вареньем, к утру и полегчает.
Однако после потной ночи, когда минутные кошмары перемежались с яростной бессонницей, кусавшей сухим полыханием в гортани, легче вовсе не стало. Голова налилась чугуном, все тело ныло и немело, не желало слушаться хозяина.
– Вставай! Чего разлегся? Товар отпускать пора. – К лежанке подошел Сабыргазы, уже одетый в уличное платье.
– Сейчас, я вот-вот встаю, простите, агай, – прохрипел Чжоу Фан.
– Э-э-э, да ты болен, – раздосадованно протянул проводник.
– Ничего, пройдет.
– Дай Аллах. – С этими словами он вышел во двор, направляясь в усадьбу. Надлежало уладить торговые дела и запастись провизией.
Когда за ним закрылась дверь, больной попытался сесть на узкой деревянной лежанке. Удалось лишь с третьего раза. Нехорошо. Опущенные на пол ноги пробрал озноб. С голых ступней перепрыгнул на колени, бедра и лихо проскакал вдоль хребтины. Плечи затряслись, поясницу огрела жгучая судорога. Он снова упал навзничь и зарылся в стеганый чапан.
Ай, как хорошо просто лежать и ни о чем не думать. В голове колыхались серебряные колокольчики, тихо шептались и позвякивали. Тело окутал мягкий, уютный туман. Он отнесет Чжоу Фана домой, к маме, к похлебке из джусая. Там сестра споет невинную песенку про гусыню, которой хочется улететь с товарками за море. Под звуки нежного девичьего голоса прилетят волшебные сны.
– Эй, уже обед, а ты все валяешься. – Караван-баши говорил не зло, а озабоченно, потирая мозолистой ладонью дочерна загоревшую шею. За правым плечом его маячило Солнце, стеснительное, розово-золотое, одетое в белую меховую душегрею поверх ярко-синего платья.
– Простите, агай, я занемог, но вот поспал, и все прошло, – отозвался со своей лежанки больной. Он предусмотрительно решил не вставать при караван-баши – вдруг снова упадет, стыда не оберешься.
– Ладно, лежи, поправляйся, я сам займусь провизией. Завтра выступаем, тянуть нельзя.
Чжоу Фан снова откинулся на лежанку и закрыл глаза. По
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
