Первым атаковал вор с ножом. Я схватил его за руку, резко развернул, прикрываясь им от мужика с арматурой. А дальше тело действовало само.
Удар по вытянутой руке — локтем сверху, коленом снизу. Хрустнули кости. Схватившись за изувеченную руку, нападающий завопил, роняя нож.
Уловив движение за спиной, я ушел с линии атаки в сторону — подкравшийся со спины противник вместо меня ударил арматурой сугроб.
Поднырнуть под замахнувшегося противника слева. Отвесить ему апперкот в челюсть. Клацнули челюсти. Башка запрокинулась. Он начал заваливаться назад, махая руками и стараясь удержаться за воздух. Вот тебе ускорение — я ударил его прямым в нос. Есть! Этот не боец. Минус два.
Оставшиеся двое поняли, что я опасен, и наступали единым фронтом, плечом к плечу, тыкали в меня арматурой, будто прощупывая.
Атаковали они стремительно. Тот, что справа, поддел снег сапогом и швырнул мне в лицо, но я повернулся боком, и им не удалось меня ослепить. Отшатнулся от прута арматуры. Схватил бьющего за запястье, сдавил его — пальцы разжались и прут выпал. Следующий удар — толчок в затылок ладонью и встречный коленом в лицо. Хрясь!
Четвертый их товарищ пятился, выставив перед собой арматурину, как крест перед Вием.
— Отвали, падаль! — крикнул он. Его подельник скрывался в тени, где били женщину, и отступающий заорал ему: — Руся, твою мать! Этот черт махаться умеет!
Движение в черноте. Очертания силуэта. Выпростанная вперед рука…
Не умом — чутьем я определил, что у него пистолет, и рыбкой нырнул в снег за сугроб. Грохнул выстрел, еще один. «Если ты слышишь выстрел, значит, эта пуля не твоя».
Я заозирался в поисках убежища, ведь от пули меня никакая реакция не спасет. Ничего, только сугробы.
— Подох? — спросил стрелок, которого звали Русей.
— Хрен знает, — отозвался мужик с арматурой. — Не видно ни хрена!
Хруп-хруп-хруп — прохрустел снег под ногами чуть в стороне. Я лежал неподвижно.
— Так глянь.
— Сука, долбанулся? Валить надо, пока менты не…
Воцарилась напряженная тишина, лишь скулил вор со сломанной рукой, а потом вдруг — всхлип, удар, выстрел. Глухой звук падения — как мешок картошки уронили.
Я выглянул из-за сугроба. Два силуэта сцепились друг с другом. Вор с арматурой бежал на помощь подельнику. А я рванул спасать неизвестного, выбившего пистолет из рук моего несостоявшегося убийцы.
Подхватил обломок пеноблока. Метнул в замахнувшегося вора — попал в голову. Не вырубил его. Но нескольких секунд хватило, чтобы подбежать к дерущимся и вырубить третьего со словами:
— Третий лишний.
Остался стрелок, связанный боем с… женщиной. Даже скорее девушкой с распухшим и окровавленным лицом. Как неплохой борец, она обхватила его ногами и закрылась, а он тщетно пытался расковырять защиту. Вытащив пистолет из снега, я долбанул рукоятью его по затылку — крякнув, он повалился на девушку в красном пуховике.
Запихнув пистолет в карман, я стащил с девушки тушу преступника и спросил у нее:
— Ты в порядке?
Впрочем, и так ясно было, что девушка не в порядке: нос наверняка сломан, кровища так и хлыщет, глаз подбит. Не ответив, она перевернулась, ткнулась лицом в снег, окрашивая его алым, и мелко затряслась.
Понимая, что расслабляться нельзя и поглядывая по сторонам, я обнял ее за плечи и прошептал:
— Ну, успокойся. Все позади.
— Как же я теперь… на турнир, — проскулила она, тряхнула головой и вдруг затихла.
— На турнир? — переспросил я.
Перевернув девушку, я с трудом узнал Дарину, с которой познакомился в «Динамо». То есть Рину.
— Зачем же ты в это влезла, дуреха? — проговорил я.
— Сторож… скорую… — прохрипела она, закатила глаза и обмякла.
Нахлынула паника, что девушка умерла, я расстегнул молнию залитой кровью куртки, нащупал пульс: нет, Дарина дышала, и сердце билось сильно, ровно. Повернув ее голову набок, чтобы не захлебнулась кровью, я глянул на поле боя, где в неестественных позах замерли тела. Вор со сломанной рукой вскочил и рванул к дыре в заборе, я в несколько прыжков догнал его и придушил.
Остальные были без сознания. Значит, первым делом — вызвать скорую. Затем — милицию. Я там уже как родной.
То ли действовал талант, то ли откат еще не настиг меня, но никакого мандража не было. Я достал смартфон, с которого еще никому не звонил. Функционал был почти такой же, как на привычных моделях. Я нажал на зеленую кнопку — появились две строки: адресная книга и экстренные вызовы. Как все просто! Надавив на «Скорую медицинскую помощь», я дождался ответа, обрисовал ситуацию, сел на корточки возле Дарины и принялся ждать.
Сперва в голове было пусто. Проскользнула первая мысль — живой! Наши победили! Нахлынула радость, но вторая мысль стерла улыбку с моего лица: я использовал «Лучшего в мире»! Сегодня в полночь карета превратится в тыкву, завтра на весь день я стану в чем-то худшим, а на турнире буду простым бойцом, и без особого таланта мне никак не выиграть! Да мне, наверное, и одного боя не выиграть! И вообще, скорее всего мне надают по башке и отсеют в самом начале. Застонав, я сжал голову руками.
Особенно гадостно стало от осознания, что все это будет видеть Настя.
Может, вообще слиться? Сказать, что получил травму, задерживая опасных преступников?
Устыдившись собственных мыслей, я решил, что нет. Назвался груздем — полезай в кузовок. Как будет, так будет…
Дальше додумать мне не дали вой сирены и мигание проблесковых маячков за забором. Надо же, и минуты не прошло, а «скорая» уже здесь! Стих рык мотора, донеслись голоса, я поднялся навстречу медикам.
Появился первый мужчина, второй… Да это не медики — менты! Кто-то услышал стрельбу и вызвал наряд. Вглядевшись в лица, я выругался. Не просто там какие-то менты, а те, которых я уже знаю, покровители ворья: шкет Кирилл, за ним Артурка, Пушкин… А где Шрек? Застрял между плит? Нет, вон он плетется.
Представилась картина: вот я умираю, варюсь в котле в аду, приходят четыре черта, один из них жирный, с мордами этих четверых. Джабарова говорила, что займется ими, но, видимо, это дело небыстрое, нужно собрать доказательства, да и выходные на носу — кому охота заморачиваться перед праздниками?
Шкет окинул взглядом побоище, вытаращился на меня, и такая боль на лице отразилась, что захотелось его обнять и по голове погладить. Бегущей строкой по лбу промелькнуло: «Блин, один ты везде живешь».
С одной стороны подошел Шрек, с другой — Пушкин, заломили мне руки, повалили мордой в снег, защелкнули наручники. Я мог бы их одним пальцем завалить, но успел сообразить, что не стоит, они не самовольничают, а действуют по уставу: вяжем всех, по ходу дела разберемся. А вот если начищу им морды, это такая статья, от которой ни Ирина Тимуровна не отмажет, ни предстоящий турнир.
