Митька, крестьянский сын, с окских берегов. Ведаю все родные сказочки да присказки, пословицы да поговорочки, былины да побасенки. Мудрости набрался от Козы-Золотые Рога, выведал что было и что станет с державой нашей.
— Что творилось на землях наших, то мне летописец поведает, а что будет, то не человеческого ума дело. Сказки, конечно, дело доброе, особенно перед сном, но ты отрок, сгодишься в детской, будешь моим дочкам свои небылицы сказывать, чтобы не скучали. Глянем, чему ты научился у козы-егозы.
Отправили Митьку в детские покои. Правда, вначале, всё чин по чину: в бане вымыли, переодели в красную рубаху и в вишнёвый кафтан, и в придачу подьячий выдал сапоги с шапкой. Устроился парень, словно боярин, в высоком тереме, правда, в тесной светелке, но после многих странствий он, наконец-то, приклонил свою буйную голову и уснул молодецким сном.
Утром отправился Митька дочерям царя сказывать сказки и так разошёлся, что до обеда девицы не отходили от нового наставника, видать уроки Козы-Золотые Рога прошли не даром. Да, тут, как назло, пришло время им учить немецкий язык, для чего прибыл с Немецкой слободы учитель-немец, а дочери говорят:
— Не желаем учить скучный немецкий язык. Лучше, Митька еще расскажи хоть одну сказочку.
Возмутился опозданием учениц чужестранец, с тех пор невзлюбил Митьку, да всё шептал себе под нос при встречах:
— Фу, деревней пахнет.
Приладился Митька рассказывать царевнам разные сказочки, всякие были и небылицы, да учить поговоркам с приметами, что в нашем народе веками собираются. Девицы его привечают, хихикают, глазки строят, особо старшая царская дочка — Анна. Как тут крестьянскому сыну не влюбиться в очи голубые, щёчки румяные, да брови соболиные. Иссушила молодца чужая девичья краса, да только разве сойдутся вместе небо и земля?
И всё бы ничего — жалованье доброе, да и живёт-поживает парень на всём готовом, как какой царевич-королевич, но коль пришла беда, то открывай ворота. Так вот, влюбилась в Митьку старшая царевна, а слухом земля полнится, вот и донесли государю, что не сводит со сказочника глаз его ненаглядная Аннушка. Позвали слуги в царские палаты дочь, спрашивает государь:
— Анна, ты ведаешь, что к тебе королевич едет свататься из Польши?
— Батюшка, я за него замуж не пойду, не мил он мне.
— Так ты его ещё не видела!
— Я зрела на его портреты, мне хватило.
— Постой, а что ты тогда желаешь, может пойти в монастырь?
— Мне по сердцу сказочник Митька!
— Чем он тебя околдовал, может зелье какое давал, признавайся?
— Ни чего из его рук не пробовала.
— Посуди сама, Анна, он крестьянский сын, совсем не ровня тебе — царской дочери.
— Мне не надо богатства, я с ним готова землю пахать.
Рассердился царь, ногами затопал, кричит на царевну:
— Уйди с глаз моих долой, глупая девчонка! Помни: всякая вещь перед царем не утаится
***
Велел царь поскорее упрятать Митьку в темницу. Стащили с него кафтан и сапоги и затолкали под замок в темный острог. День сидит парень на воде и хлебе, второй и третий, а следом полетела неделя за неделей. Хорошо Анна не забывает, то пирожок или кулебяку передаст, то рыбки или кусок сала.
А по столице тем временем пошла молва, что царь крестьянского сына без суда и следствия сунул под арест. Все только о том и толкуют, и на торге, и в лавке, и в избах, все Митьку жалеют, ведь слухом земля полнится. Один учитель немецкого языка радуется, что более никто ему не мешает.
Пришли бояре к царю и говорят:
— Знамо, царь-батюшка, дурную славу нажить, как пить попросить, а в хорошие люди попасть, не стожок скласть.
— О чём вы, бояре, не разберу?
— Так, худая молва в окно лезет.
— Не разберу.
— Так народ гудит как рой пчёл, что Митьку сказочника-бахаря, понапрасну в темнице держишь, не гоже так, государь. Он ведь не ворюга и не разбойник, народ его сказки-то любит, и слушает и в веселье, и в горести. Отпустил бы ты его волю или отправил с глаз долой, куда подальше.
— Так я бы его куда-нибудь сплавил, да боюсь моя Аннушка в след за ним побежит.
Бояре загалдели:
— Так вот в чем дело. Ждали жениха из заморья, а прибыл из задворья!
— Давайте-ка — сообща думу думать.
Говорят бояре:
— Царевна наша, почитай, красней красного солнышка, ясней ясного месяца, и личиком бела, и с очей весела. Но и Митька тоже пригож собою, может повенчать их, красивые детки народятся.
Вскочил царь, ногами застучал:
— Бояре, вы после медовухи совсем спятили: он ведь крестьянский сын, а она царская дочь! Как такое возможно! Да, не женится медведь на корове, а рак на лягушке.
— Тогда надо ждать, как у нас говорится: лакома овца к соли, а девица к новой любови.
Царь оглядел бояр и развел руки в сторону:
— Скоро приедет польский королевич, может Анна образумится, а там посмотрим.
На том и порешили, а Митьку всё равно держат в остроге, словно лютого разбойника, до тех пор, покамест царевна не одумается.
***
Через месяц прибыл в столицу на белом коне иноземный королевич, в златотканом камзоле с золотыми пуговицами, даже на шапке перья черной цапли. В каменных хоромах устроили для дорогого гостя пир горой! Столы ломятся от яств и закусок, сладкий мед и пиво льются без меры. В серебряных кувшинах зеленое вино из южных стран, а на подносах икра и осётры с Оки и Волги. Анна с сестрами словно пава меж тех столов прогуливается, потчует гостей дорогими яствами, да только не улыбается и всё глаза прячет, всем видно, не мил её сердечку заморский королевич.
В середине пиршества незаметно улизнула царевна из царских палат и со всех ног бросилась в острог, к Митьке. Пока стражи дремали, напоила она его и накормила, и говорит:
— Королевич разодет как индюк, смотреть смешно!
— Ох, выдаст тебя отец за этого павлина.
— Ну, Митя, если будут отдавать меня замуж за ненавистного королевича, я тогда лучше утоплюсь, глядишь тогда и тебя хоть выпустят из подземелья.
— Анна, прошу даже не говори так, береги себя, пусть будет как будет, а меня и так когда-нибудь выпустят.
— Нет, я не покорюсь батюшке, прощай.
***
Затворилась от всех царевна в своих покоях, да только ночью Анне не спится, не лежится, все про милого груститься. А по утру призвал батюшка старшую дочку и спрашивает:
— Понравились ли тебе доченька подарки заморские?
— Нет, батюшка.
— А по нраву ли тебе доченька заграничный королевич?
— Нет, батюшка.
