подкинул интересную идею для размышления. Андрей по большому счету не имел ни малейшего представления о том, чем и как живет его Ведьма, сколько ей лет и как ее на самом деле зовут. В личной переписке имена им были не нужны, а о встрече не было и разговора. Просто беседы, которые приносили Андрею удовольствие, радость и одновременно лишали покоя.
Петр навещал друга регулярно: он чувствовал, что что-то в нем переменилось, что-то треснуло, пошло волнами. До конца он не мог это понять и объяснить, но знал, что Андрею нужен какой-то маяк, поплавок, который уверенно стоит на ногах и не поддается сумасшествию своей профессии. Художники почти такие же личности тонкие, как и поэты, – это всем известно. Но Петр оставался таким же неподвластным смутным мистическим веяниям и чувствам, как памятник Ленина – переменам поколений.
– Андрюха, ты совсем отощал. Ты хоть что-то жрешь? – Соцреалистичный герой появился в этот раз на пороге кельи аскетичного товарища воскресным днем в середине марта. С собой Петр принес два мешка продуктов, нутром ощущая, что Андрей питается от силы дошираками, а если судить по его виду – и вовсе святым духом.
– Я ем, жрут собаки, – поморщился он и отступил, пропуская гостя. За последний месяц грубые выражения стали ему чужды, а ослепительное сияние жизни, исходящее от друга, вызывало паническое желание захлопнуть дверь прямо перед его носом.
– Да ладно тебе. Не с той ноги встал?
– Я не ложился.
Повисло долгое молчание: Андрей пошел обратно в комнату-мастерскую, не закрыв дверь. Петр же не рискнул навязывать прямо сейчас свое общество и, раздевшись, обстоятельно запер все замки. Когда-то на первом курсе – это он хорошо помнил – его меланхоличный товарищ влюбился в одну аспирантку. Как он страдал, как ходил вокруг да около!.. Вздыхал, писал ее портреты во всех тетрадях и на досуге, размышлял, как бы к ней подступиться и день изо дня спрашивал у своего соседа по комнате совета. Собственно, так они с Андреем и подружились тогда. А девушка оказалась замужем и, по мнению Петра, не стоила и половины тех страданий и чувств, которые его товарищ испытывал полтора месяца. Но сейчас картина была очень похожая. Вдобавок, над зеркалом в прихожей зоне оказался приколот лист с несколькими эскизами девичьей головки с разных ракурсов.
– Как ты смотришь на макароны по-флотски? – Бодро поинтересовался гость и, не дожидаясь ответа, отправился на кухню готовить.
Петр был прагматиком. Закончив художественный университет и поняв, что никому его академичные, вторичные работы не нужны, он переквалифицировался в дизайнеры. Прошел пару курсов переподготовки, устроился в агентство и стал рисовать упаковки, продумывать дизайны промо-материалов и всякое такое прочее. Для себя он оставил рисование как хобби, но всякие надежды зарабатывать им оставил. Разве что иной раз подворачивалась халтурка от знакомых, и Петр подряжался расписывать стены для новых кафе и ресторанов.
Со своей позиции ему было сложно понять, как может Андрей так страдать, лишать себя возможностей жизни – только ради призвания. Это и восхищало, и пугало: была в этом какая-то тяга к саморазрушению. Об этой же тяге свидетельствовали его маниакальность, даже одержимость в некоторых случаях. Но в одном Петр был абсолютно уверен: хороший обед может привести любого в чувства, а сытость и баночка-другая пива – развязать язык.
– Ты не понимаешь, это другое, – вяло сопротивлялся Андрей. Был уже вечер, они с другом обсудили последние их работы, поговорили о событиях в мире, поделились впечатлениями о последних прочитанных книгах и просмотренных фильмах. И, в пылу разговора, Андрей случайно сболтнул о своей Ведьме. Сболтнул и сразу осекся, поняв, что только этого Петр и ждал.
– Да брось! Все женщины схожи в применении, а ты просто воздвигаешь себе Беатриче, – гость хлопнул ладонью по столу и наклонился, доверительно снижая тон голоса: – Она хоть симпатичная? Похожа на твои рисунки?
– Разумеется! – Андрей покраснел, но тут же побледнел. Он так и не знал, как выглядит его собеседница, не знал звучания ее голоса и мимики. Да он даже не догадался подать запрос, чтобы подписаться на ее профиль и увидеть скрытые под иконкой замка публикации!
– Ты ее не видел никогда, да? – При всей своей прямодушности, Петр был проницателен и наблюдателен. Он прищурился, и губы его сурово сжались. – Ты просто конченный идиот.
– Это другое, – Андрей цеплялся за это «другое», как за спасательный круг. – Мы много переписываемся, говорим о философии, книгах…
– Идиотия. Ладно она – девчонка. Но ты-то! – Петр откинулся на спинку стула, отчего тот натужно заскрипел. – И ты вообще ни разу о ней не думал, когда…?
– Заткнись! – Им было хорошо за двадцать и они неоднократно обсуждали женщин, но вдруг пошлый намек вызвал у Андрея желание треснуть друга хорошенько да промеж глаз. Он даже приподнялся было со своего места.
– Значит, да. И ни разу не хотел с ней встретиться?
Андрей взвился, смел со стола кружку и уставился на Петра в исступленной ярости. Эти вопросы, эти слова казались ему чем-то сродни предательства. Словно бы он сейчас сидел напротив, хмурился и отрекался от своего чувствительного друга, насмехаясь над его переживаниями. Под окнами взвизгнули шины, раздалась брань: кто-то ехал через двор больно смело и едва не сбил какую-то мать. Это вторжение быта в миг откровения немного остудило Андрея, и он принялся молча убирать со стола.
– Я могу, наверное, понять, почему ты так себя ведешь. Но вспомни ту аспирантку: я тебя едва ли не из петли вытаскивал, а делов-то… – Петр тоже поднялся. – Не провожай, избавь меня от своей кислой рожи.
И его пятки в носках с дыркой на большом пальце левой ноги удалились в прихожую. Послышалась возня – гость одевался и собирался. Андрей стоял над раковиной, полной посуды, и ощущал чувство жгучего стыда. Он понял, что обидел друга, и это осознание перевесило на какое-то время бурю страстей, пожирающих его душу последний месяц. В самом деле, он нездоров! Одержим! Дверь хлопнула – Петр ушел. И свет в квартире стал тусклее, из углов потянули цепкие руки жадные тени безумия. Андрей ударил кулаком по столешнице рядом с раковиной и пошел в комнату – за телефоном. Пока минута ясности не прошла, нужно написать всего один вопрос. Пока еще есть на это силы и отвага: «Может быть, встретимся вечером на неделе?».
***
Впервые смутное сновидение, мучавшее его с самого первого сообщения Ведьмы, было ясным. Даже когда Андрей проснулся в пять утра, оно осталось в его голове, позволило себя записать
