о чём-то непонятном. Лиля ковырнула котлету. Кушать совсем не хотелось. Но она отломила кусочек. Он был горячий и жёсткий. С трудом проглотила. И слезла со стула.
– Ты куда? – прикрикнула мама. – Доедай!
– Не вкусно, – сказала Лиля.
И тут же получила затрещину от папы.
– Не смей! – прикрикнул он. – Мама готовила, старалась. Котлеты очень вкусные. Ешь!
– Какая она капризная. Избаловали её там, – сказала мама. – Придётся серьёзно поработать. Надо воспитывать.
Это была первая затрещина в Лилиной жизни. Стало больно и обидно. «Они будут воспитывать, бить», – подумала она и заплакала. И тут же получила оплеуху.
– Будешь продолжать реветь, схлопочешь ещё. Чтобы всё съела и тарелку вылизала! – прикрикнул на неё папа.
Она давилась едой и через силу запихивала в рот. И не могла проглотить. Ей налили чаю. Стала запивать. Когда родители вышли на балкон, она быстро помчалась в ванную и выплюнула всё под раковину. Потом вернулась, и покорно села на место.
Кровать была узкая и жёсткая. Без железных спинок с шишечками, без мягкой панцирной сетки. Чужая, неуютная. Лиля долго не могла уснуть. Она крепко прижимала к себе медведя Федю и плакала в его бок. Наконец, задремала. Ей снилось, что она бежит через холодный снежный чужой двор – в Калинин, к бабушке и тёть Наде. Она их так любит, так сильно любит!!! Так хочет к ним!!! А кругом темно, ночь. Вот кончились высокие дома с большими страшными дворами, вот какой-то огромный пустырь, надо промчаться через него, скорей, скорей! Это кончилась Москва. А вон уже знакомые улочки, и Городской Сад! Скорее пробежать через него, там кинотеатр Вулкан, мимо, мимо, вот улица узкая, безлюдная, ночная, свернуть на другую! А вот и бабушкин дом. Скорее туда, в подъезд, на второй этаж! Вот родная дверь, звонок. Она дотягивается на цыпочках, звонит, звонит! Дверь не открывают. Но тут раздался голос бабушки, наконец:
– Это ты, Лиля?
– Я, Я! Открой, ба! Это я!
Дверь распахивается, бабушка в халате смотрит на неё и не видит. Оглядывает коридор, говорит:
– Никого нет. Послышалось.
– Я здесь, ба, я вот, вот же я! – кричит изо всех сил Лиля.
Но бабушка не видит и не слышит. И захлопывает дверь. А Лиля, отчаянно рыдая, снова звонит и звонит, но дверь замерла. Она стучит кулаками и ногами, пинает дверь, пытается открыть! Напрасно. И она спускается во двор, садится на скамейку у подъезда, и горько плачет. А потом бредёт назад, в Москву.
Проснулась от того, что мокро под попой. Описалась! С ней этого уже давно не случалось! Вот ужас-то! Теперь её побьют! Но нет, всё высохнет к утру, да. Утро ещё не скоро. Конечно, высохнет.
Летели дни, годы. Лиля часто думала, почему бабушка отдала её. Она писала длинные письма в Калинин. Спрашивала. Неужели они разлюбили её? А потом поняла: бабушка считала, что мама с папой отвыкнут от дочки, и она станет им совсем чужая. Так уже было в дедушкиной семье: его старшую сестру, выросшую у родни в деревне, мать всячески третировала, изводила, и сжила со свету.
Как-то раз Лиля с Лёней играли в морской бой на фантики. Красивые такие, яркие, от шоколадных конфет. И Лёня стащил у сестры пару фантиков. Завязалась драка, вопли.
– Что за шум? Бертик, разберись! – скомандовала Вика в большой комнате. Это была их спальня и рабочий кабинет, там она творили. – Они мне мешают, не люблю вопли!
Альберт пришёл в ярость, влетел в детскую и надавал оплеух. Лиле досталось больше, как всегда. Дети заревели, и тут же получили ещё.
Вика внушала мужу, что дети ещё малы, глупы, живут инстинктами, как животные, и надо их дрессировать как собак, бить, ругать, высмеивать. Даже поговорка есть такая: вгонять ум через задние ворота. И Альберт усердно порол детей. Лёне не очень доставалось, а вот Лиле довольно часто. Так желала Вика, и Альберт старался, ему это нравилось.
– Придурки, шизофреники, куски идиотов! – орал на детей отец.
Лиле особенно обидно было, что куски, а не целые идиоты. «Почему так?» – не понимала она. Но спросить не решалась.
Она любила спать. Засыпала быстро. Только во сне она была свободна и счастлива. Просыпалась с трудом. День был зоной риска. Школа, обязательно какой-нибудь прокол, и двойка. За это дома – порка. Особенно больно тяжёлой пряжкой по ногам, попе, спине. Красные рубцы долго не заживали. У доски она так боялась сказать не верно, сделать ошибку, что язык деревенел, мычала нечленораздельно, и опять – двойка. Но зато часто болела. С высокой температурой, ангиной и пневмонией. И спала-спала-спала! Это было счастье. Оно ей снилось: так солнечно вокруг, много цветов, и по дорожкам носятся дети на велосипедах. Ей тоже очень хочется. И мальчик с очень добрыми глазами даёт ей велосипед. Их много, двухколёсных, бери любой. И она садится и едет, а потом летит по воздуху на своём велосипеде, ветер – в лицо, и так радостно, сердце замирает! А потом велосипед растворяется под ней, и она падает вниз, летит, сквозь небо, сквозь потолок, и бухается в постель, она пружинит, Лиля подпрыгивает несколько раз, и открывает глаза. Она в своей комнате, в Москве. Этот сон ей снился довольно часто, она пыталась вытащить из сна велосипед, даже клала вечером под подушку верёвки, чтоб привязать велик к себе. И привязывала, но в конце сна он проходил сквозь эти путы и оставался там.
Она не любила родителей. Боялась их. Слушалась обречённо, инстинктивно. И до умопомрачения любила бабушку и тёть Надю. Это любовь бесконечно разрасталась в её душе. И были у неё счастливые дни – каникулы, тогда её отправляли в Калинин. Она сидела в вагоне и мысленно подгоняла электричку, которая шла очень-очень долго, почти четыре часа (в 60-е годы так было). На вокзале встречала бабушка. Домой ехали на трамвае, он трясся, дребезжали окна, такой родной любимый звук, у Лили сердце замирало от счастья! В прихожей она быстро скидывала пальто и берет. Бабушка и тёть Надя ахали и приговаривали:
– Как выросла-то! Вытянулась! А какая стала худенькая, прозрачная! Иди скорее за стол!
Лиля научилась не проявлять свои чувства – за эмоции её жестоко высмеивала мать. Всё порывы Лиля заперла глубоко внутри. И внешне выглядела заторможенной и холодной. У бабушки она приходила в себя, целыми днями лежала на диване с книжкой, читала всё подряд. Или рисовала. У неё был талант, картинки получались экспрессивные, живые, яркие. Она выплёскивала на бумагу свои мечты. Бабушка уговаривала её пойти
