Дэвид оборвал себя на полуслове, но было уже поздно. В машине повисло тягостное молчание. И как он мог так увлечься и забыть? Из всех дней…
Наконец Том нарушил тишину:
— Лучше дави на газ; у нас всего полчаса до встречи с этой сучкой.
Дэвид облегченно вздохнул (кажется, обошлось!) и поспешил вернуть разговор в привычное русло.
— Эй! Следи за языком!
— Ну же, Дэвид. Согласись, она…
— Просто делает свою работу. Да, иногда она слишком настойчива. Но я всего лишь прошу тебя следить за своим языком, — отеческим тоном проговорил Дэвид и глотнул лимонада. Затем добавил: — Знаешь, лежи на тебе такая ответственность, ты бы тоже не слишком миндальничал.
Том посмотрел на Дэвида, ожидая продолжения.
— Ты серьезно?
Дэвид кивнул, и Том развеселился. Он расслабленно развалился в кресле.
— Чего?
— Ничего.
Короткую паузу заполнили гул мотора и шуршание колес.
— Из тебя начальник был бы еще хуже, — заявил Дэвид.
Том приподнял бровь и ухмыльнулся. Дэвид посмотрел на него.
— Ты знаешь, что я имею в виду!
Они опять замолчали. Горячий ветер поднимал пыль, швыряя ее в лобовое стекло.
— И что же? — поинтересовался Том.
— Временами с тобой очень трудно иметь дело. Вот об этом и речь.
Дэвид хлебнул еще газировки.
— По крайней мере, мне не придется через пару лет питаться жидкой кашкой, — съехидничал Том.
Дэвид фыркнул и уставился на дорогу.
Том следил, как насупленный Дэвид ведет машину, и улыбался. Да, его лучший друг не откажется от любви к «Пепси», даже если придется расплатиться за нее зубами. Он никогда не изменял своим привычкам и убеждениям. Такая черта характера очень нравилась Тому. Она напоминала ему о другом человеке, которого он когда-то знал.
Однообразный пейзаж — красная земля, скалистые холмы и бескрайнее синее небо — тянулся на десятки миль вокруг. Картину оживляла лишь ветхая деревянная лачуга без одной стены. Казалось, она не переживет и сильного порыва ветра. Но домик стоял здесь последние двадцать лет — не потеряв ни гвоздя, почти не собирая пыли и не привлекая любопытных взглядов.
Машина притормозила. Дэвид въехал внутрь и заглушил двигатель. Друзья отстегнули ремни и наклонились к лобовому стеклу, не обращая внимания на громкое жужжание и потрескивание снаружи.
— Я говорю только, что не уверен, — продолжал Том.
— Все заработает. Это же наше детище.
— Именно поэтому я и беспокоюсь.
Маленькое устройство, замаскированное под сосновую шишку, опустилось к «Лендроверу». Мерцающий зеленый лазер ощупал машину сверху донизу. Затем луч прошил лобовое стекло. Том с Дэвидом широко раскрыли глаза и замерли, пока лазер сканировал сетчатку.
— Знаешь, чего тебе не хватает? — спросил Дэвид. — Веры. Тебе помогла бы даже толика веры. Но нет — ты должен увидеть, потрогать, понюхать, прежде чем во что-то поверишь!
— Это, Дэвид, называется наука. Именно за нее нам, ученым, платят деньги.
— Тебя привела сюда наука. А меня — вера, — улыбнулся Дэвид.
— Ну-ну, посмотрим, как твоя вера поможет разобраться с пластичностью пространства-времени.
— Давай.
Лазерный луч отключился, и устройство исчезло под крышей. Через секунду «Лендровер» окутало облако пыли, пол под машиной задрожал и пошел вниз. Из-под земли, образуя круг, хлынул свет. По мере того как платформа опускалась, свет становился все ярче.
«Лендровер» погружался в огромную ослепительно белую пещеру. Стены — округлые и гладкие, как яичная скорлупа. Четыре троса тянулись от краев платформы к потолку. Двумя сотнями футов ниже машины всевозможных моделей, принадлежащие тысячам работников, заполняли парковку размером с футбольный стадион.
Опустившись на первый этаж, обозначенный просто как «Парковочный уровень 1», друзья вышли из машины и отдали ключи Фреду, парковщику.
— Есть новости из будущего? — поинтересовался Фред.
— Пока нет, — ответил Том. — Наверное, немного напутали с квантовыми потоками.
Фред весело фыркнул. В «Лайтеке» даже обслуживающий персонал был достаточно сообразителен, чтобы понимать юмор физиков.
— Ну и дела, доктор Гринбаум.
— Не волнуйся, Фред, — добавил Дэвид. — Сегодня тот самый день.
— Серьезно? — оживился Фред.
— Не спеши радоваться, — заметил Том. — Доктор Гудман считает: главное — верить, и все получится, потому что вера важнее науки.
Фред рассмеялся, углядев возможность подольститься.
— Ну вы и скажете, доктор Гринбаум! Вера важнее науки? Круто!
Вместо ответа Дэвид сердито посмотрел на Тома.
Входя в комплекс, ученые слышали, как Фред пожелал им удачи. За двумя стеклянными дверями с логотипом «Лайтека» — конусом из трех световых лучей, сходящихся в точку — открывался бесконечный, ярко освещенный тоннель. Друзья прошли полсотни футов и остановились, вроде бы без причины.
— Думаешь, она здесь? — спросил Дэвид.
— Змею проще всего найти в ее норе.
— Особенно если эта змея потратила на строительство норы около двух миллиардов долларов, — улыбнулся Дэвид.
— Если сегодня ничего не выйдет, мы покойники, — Том тряхнул головой. — Два миллиарда долларов на наш проект… Зря мы не выбрали карьеру продавцов.
Дэвид выдавил усмешку:
— У нас еще будет шанс это сделать.
Иллюзорное изображение тоннеля померкло, и впереди обнаружилась автоматическая дверь. Едва Том и Дэвид шагнули внутрь, дверь со щелчком закрылась, и коридор вновь приобрел свой обманчиво бесконечный вид.
Том и Дэвид вошли в центр управления, приветствуя коллег. Многие копошились у аппаратуры и компьютерных консолей. Рабочий день только начинался, но зал уже походил на сумасшедший дом.
ЦУ был шедевром научной мысли, новейшей инженерии и электроники, опережающим внешний мир лет на двадцать. Скругленные стены и потолок образовывали амфитеатр, похожий на половинку черной ракушки. Ряды компьютеров и рабочих станций располагались ярусами, как трибуны на стадионе. А посередине зала четырехфутовый лист толстого стекла разделял центр управления и зону приема Альфа. Свет лился из-под решетчатого пола; при таком освещении лица людей казались призрачными.
Дэвид и Том спустились по центральному проходу и направились к стеклянной стене. Там стояла Салли Макфилд, нависая над сильно нервничающим ученым. Дэвид подумал, что Салли очень идет деловой костюм. Дэвида часто одолевало искушение сделать ей комплимент, похвалив прическу или макияж. Однако он держал язык за зубами, опасаясь немедленной расправы. Только один человек осмеливался гладить Салли против шерсти.
