Филипп встал с кровати, накинул черный шелковый халат и подошел к двери. Маргарита не отрывала от него взгляда.
– Я буду скучать по тебе, – сказала она. – Если ты задержишься, я выбегу на улицу и буду кричать, пока ты не отзовешься.
Филипп остановился на пороге и приподнял бровь.
– Боже мой, не верю в эту чепуху. Так поступала только одна женщина на моей памяти, и то у нее было что-то не то с мозгами.
– Бедняжка. Однако я сомневаюсь, что тебя в ней привлекали ее мозги.
– Дождись меня, – с чувственным обещанием в голосе сказал ей Филипп.
– Может…
Он послал ей воздушный поцелуй и вышел за дверь.
Как только маркиз закрыл за собой дверь спальни, улыбка сошла с его лица. Он потуже затянул пояс халата и спустился на первый этаж. В это время суток не приходят в дом, чтобы сообщить хорошую новость. С мрачной решимостью Сен-Мартен готовил себя к тому, что сейчас ему предстоит услышать. Теперь, когда кожа его еще хранила запах секса и Маргариты, он особенно остро ощущал ее присутствие в своей жизни. Маргарита не давала ему потерять связь с тем добрым, человечным, что еще теплилось в нем, со всем тем, что, как он боялся, он успел утерять за те годы, что притворялся тем, кем не был на самом деле.
Дверь в гостиную была открыта, и Филипп вошел, не замедляя шага, ступив босыми ногами на ковер с толстым ворсом, казавшимся особенно теплым и мягким после холодного мрамора холла.
– Тьерри! – удивленно воскликнул Сен-Мартен. – Сегодня вечером ты должен был явиться с докладом к Дежардану.
– Я был у него с докладом, – ответил молодой человек, щеки которого все еще горели румянцем после быстрой езды. – Именно поэтому я здесь.
Филипп жестом предложил курьеру присесть на кушетку, а сам опустился в кресло.
Тьерри присел на краешек кушетки. Филипп улыбнулся, заметив, что курьер боится запачкать бархатную обивку – одежда Тьерри была забрызгана грязью, летевшей из-под копыт его коня. Когда этот дом служил штаб-квартирой для агентов королевской секретной службы, никто и не думал беречь мебель. Но дом в целях конспирации некоторое время пустовал. Филипп полностью заменил обстановку, удалив из дома все, что могло бы навести на мысль о прежнем его назначении. Особняк преобразился. Филипп обставил дом с роскошью – ведь теперь в этом доме жила женщина его жизни, его единственная любовь.
– Простите, что побеспокоил вас, – устало сказал Тьерри, – но утром мне приказано уезжать, и я побоялся, что могу с вами разминуться.
– С чем ты приехал?
– Новость касается мадемуазель Пиккар.
Филипп резко выпрямился в кресле.
– Слушаю.
– Когда я прибыл к Дежардану, у него был посетитель, и мне велено было подождать за дверью его кабинета. Я слышал каждое его слово. Не думаю, что он этого хотел.
Филипп молча кивнул. Ему всегда казалось удивительным, что природа наградила столь щуплого мужчину таким раскатистым басом. Но то, что Дежардан говорил о Маргарите, не вызвало у Филиппа удивления. Скорее тревогу. Сен-Мартен считал, что забота о благополучии Маргариты – его первейший долг. Он дорожил тем, что она согласилась жить с ним, и ни за что не хотел с ней расставаться. Виконт Дежардан был молод, амбициозен и честолюбив. И эти качества делали его опасным для тех, кто вставал у него на пути.
– Я услышал фамилию «Пиккар», – тихо сказал Тьерри, словно боялся, что их могут подслушать, – и, хотя я пытался занять свои мысли чем-то другим, помимо воли стал прислушиваться.
– Это понятно. Нельзя винить человека в том, что он слышит то, что говорят другие.
– Да, именно так. – Тьерри благодарно улыбнулся.
– Так что насчет мадемуазель Пиккар'? – напомнил ему Филипп.
– Дежардан говорил, что вы последнее время совсем отошли от дел, и о том, каким образом направить вас на путь истинный. Прозвучала фраза, что вину за это следует возложить на мадемуазель Пиккар.
Филипп постучал пальцами по колену:
– Ты можешь назвать имя его посетителя?
– К сожалению, нет. Он ушел через другую дверь.
Филипп вздохнул, глядя на огонь в камине. Этот дом был значительно меньше того, что он делил с женой, но именно это жилище стало для него настоящим домом. Благодаря Маргарите.
Кто мог предвидеть, что приглашение на бал к Фонтинеску, которое он так неохотно принял, станет поворотной точкой в его жизни?
Филипп мысленно улыбнулся. Он и представления не имел, насколько его беспорядочный образ жизни, охваченной жестокой борьбой, испортил его. До тех пор пока Маргарита не заставила его об этом задуматься.
– Ты такой напряженный, – заметила она как-то вечером, массируя его затылок и плечи. – Может, я могу чем-то тебе помочь?
На краткий миг Филипп задумался, решая, не стоит ли ему сбросить брюки и на пару часов отдаться бурному сексу, но вместо этого стал рассказывать ей о вещах, о которых никому не решился бы рассказать. Она внимательно слушала, и, задавая вопросы по ходу беседы, подсказала ему легкий выход из трудного положения.
– Какая ты у меня умная, – сказал он тогда со смехом.
– Умная, если выбрала тебя, – ответила она с шаловливой улыбкой.
В нем не было ни малейших сомнений в том, что если бы он даже знал заранее, насколько встреча с ней его изменит, он ничего не стал бы менять. Ее красота неустанно восхищала его и радовала, но любовь его она завоевала своим чистым сердцем и невинностью. Любовь к ней подарила ему чувство гармонии с: самим собой и с миром, то удивительное чувство, которое как он думал, таким, как он не дано испытать в жизни. Счастье его было почти совершенным единственное, что омрачало его, – это сознание невозможности дать ей свое имя и титул.
Филипп сделал глубокий вдох и посмотрел на Тьерри:
– Еще что-нибудь?
– Нет. Это все.
– Благодарен тебе. – Филипп встал и направился к стоявшему в углу гостиной секретеру. Открыв его, он достал маленький кошелек. Тьерри с улыбкой принял монету, после чего немедленно удалился. Филипп покинул гостиную, как только посетитель ушел, и велел дворецкому отправляться спать.
Через; пару минут он уже был в спальне. Маргарита лежала на боку, и ее роскошные золотистые локоны разметались по подушке, а синие, как сапфиры, глаза сонно моргали. В свете единственной свечи, горевшей на столике возле кровати, ее бледная кожа приобретала золотисто-кремовый оттенок. Она протянула Филиппу руку, и в груди его защемило при виде ее, такой нежной и ласковой, так терпеливо ждущей его. Другие женщины говорили ему о своей любви, но с таким пылом и страстью, как Маргарита, – никогда. Он чувствовал ее глубокую привязанность к нему, и эта привязанность была бесценна. Никто и ничто никогда не отнимут у него его любовь, его Маргариту.
