Когда Маринка затихает, хорошо дотянуться наугад до любого томика, — что бог пошлет, — и читать перед сном, длить в себе целых два желания: желание читать и желание спать, и когда глаза сами закроются, щелкнуть выключателем и не заметить, что уже спишь…
Утром проспала. Соседи, как она просила накануне, уезжая на свой филиал, стучали в дверь, она откликнулась и снова заснула, нет рядом Маринки, нет и чувства ответственности, не позавтракала, приехала на автобазу уже в девять часов. Колю не нашла, видно, не дождался ее, занялся делом. Встретился механик:
— Как с гостиницей устроились?
— Всю ночь просидела в кресле, — сказала она. Если было и не так, то не его заслуга.
— О, — сказал он, — значит, вы сегодня злые.
— Я посмотрела путевые листы, — сказала она. — Нарушаете инструкцию по эксплуатации.
— Как? — спросил он.
— А так.
— Что нарушаем?
— А вы читайте инструкцию, тогда будете знать, что.
— Я ее читал, — сказал он.
— Еще раз почитайте.
Она не собиралась изображать перед ним Колю, как-то сам собой получился такой тон. Вдвоем с механиком пошли смотреть путевые листы, нашла и показала: два дня возили по двенадцать тонн, механик сказал:
— Это ж явная приписка! Посмотрите наименование груза: ГКС, горизонтальное конвейерное сушило, это ж слабенький каркасик, и двух тонн не будет!
— Что же это, опечатка? — спросила она, разочаровываясь.
— Не опечатка, приписка. Невыгодный груз, вот и написали двенадцать тонн, чтобы можно было заплатить шоферу. Можем поехать на завод, посмотрите это ГКС.
Она поверила на слово. Где этот Коля? В конце концов ее дело — осмотреть машину, все остальное — его работа.
— Ладно, — сказала она. — Мое дело осмотреть машину.
— Где ж ваше начальство? — спросил механик.
— Задерживается.
— Тоже в кресле ночевал?
— Чего не знаю, того не знаю.
— Сомневаюсь, — сказал механик.
Она сказала:
— Не будем строить предположения.
— Насчет путевых листов, сами понимаете, — печально сказал механик. — Непорядок, конечно, но без приписок, сами понимаете, никак.
Путевые листы его всерьез расстроили, став небезгрешным, он добрел на глазах.
— Гостиницу мы вам организуем, — сказал он. — Безобразие получается.
Ну вот, уже и гостиница.
— Жаль, что эта идея не пришла вам в голову вчера, — сказала она. — Сегодня я уж как-нибудь сама.
Он начал рассказывать, какая у него нелегкая работа. Как трудно с водителями, как трудно с главным и как трудно со слесарями. Она не сердилась на него, но для пользы дела изображала холодность, спросила:
— Когда ж машина будет?
— Часа через два ждем, да что вы на машине увидите? Трещина есть трещина.
— Значит, через два часа я буду здесь, — сказала она. — Пойду ваш базар и магазин посмотрю.
— Огурцы у нас хорошие, — сказал механик. — Для засола лучше не найти.
Ну вот, уже и огурцы.
Серое и зеленое, любимая ее погода, она не терпит жару, она пошла пешком, серые облака на сером небе, в переулке близко блеснуло озерцо, пахнуло болотом и навозом, на вытоптанном плоском берегу гоготали гуси, конечно, если здесь живешь, быстро к этому привыкаешь и все колдовство кончается, а фиктивные путевые листы остаются, но все-таки здесь тихо. Может быть, ей не тонизирующее нужно, а тишина? Маринка босиком по лужам — абсурд.
Позавтракала в столовой сметаной и чаем, пошла по базару, он пропылен, выбита машинами земля, кое-где под пылью и асфальт имеется, и пробивается трава. Площадь большая, зеленые ларьки окружают два крытых торговых ряда и глухими задними стенами смотрят на дома. Тут метизы, галантерея, обои, краски и, конечно, то, что нужно, детская одежда, закрыто на переучет, поперек двери кованый засов и в проушине замок величиной с дыню. Купила несколько ранних кислых яблок, помыла у водопроводной колонки и положила в сумочку. Обратным путем снова увидела в конце боковой улочки озерцо, пошла к нему, за последними заборами берег в коровьих лепешках, ковыляют навстречу гуси, совсем низко по серому небу, как космы дыма, тянутся облака, зеленое и серое мешаются в воде и над водой, она пошла вдоль заборов среди лопухов и крапивы, потом по тропке, огибающей озеро, к ручью, к чистой воде, но в конце тропинки стояли три коренастые женщины, глядели на нее, идти мимо них не хотелось, повернула назад.
Машина уже была на месте, стояла перед боксом, это была модификация бортовой машины с металлическим кузовом. Механик сказал:
— Начальник ваш уже смотрел. Тоже будете смотреть?
— Вроде для этого меня посылали, — сказала она. — Халатика у вас не найдется?
Он ушел, она оглядела раму со всех сторон, нигде никаких вмятин и царапин, следов удара не видно, внимательно осмотрела передний бампер и задний борт, не похоже, что машина побывала в аварии, не похоже, чтобы на ней что-нибудь заменяли, неужели же трещина — заводской дефект, это, конечно, возможно, но тут она заметила кронштейн, приваренный к раме напротив третьей поперечины, что-то она такого кронштейна не помнит, пригляделась: так и есть, самодельный. Механик вернулся с халатом, сорвал с него ярлычок, показывая: новый, из кладовой, не бойтесь надеть, она положила сумочку в кабину, натянула халат, размером он на крупного мужчину, подвернула рукава, полезла на спине под машину. Трещина на третьей поперечине была еле заметна.
— Как вы ее ухитрились разглядеть? — спросила она из-под машины. — Сто лет еще можно было ездить,
— Начальник ваш говорит, надо отправлять на завод на исследование, — сказал механик.
Она выползла, перебирая ногами, он стоит рядом, не сообразит отвернуться. Держа перед собой замасленные руки, она сказала:
— Что тут исследовать, причина ясна. Вы зачем этот кронштейн приварили?
— Специфический груз…— стал объяснять механик смысл рационализации.
— Кто вам это разрешил? Термические напряжения при его приварке и явились причиной трещины. Если в другой раз надумаете переделывать конструкцию, пока машина на гарантии, советую запрашивать наше согласие.
Он наконец протянул ей какую-то тряпку, она вытерла руки.
— Мы отвечаем за нашу машину, а не за вашу самодеятельность, давайте составлять акт.
Время шло. Она отмыла руки в туалете, привела себя в порядок, чтоб он пропал, этот Коля, он, видно, намерен тут неделю проторчать. Главный инженер пригласил ее к себе. Сидел механик и еще кто-то. Этот кто-то пенсионного возраста, видимо, бывший
