Затем я пошла дальше, задерживаясь, чтобы запечатлеть необычный балкон, где разрослась герань, колонну и даже дверной молоток в виде львиной головы. Вокруг было столько всего удивительного! Пришлось сдерживать себя, чтобы не заполнить весь альбом одной Венецией, ведь тогда там не осталось бы места для Флоренции и Рима. Добравшись до площади Святого Марка, я попыталась изобразить базилику со всеми ее безумными куполами и статуями, которая будто явилась сюда прямиком из «Тысячи и одной ночи», но вынуждена была сдаться: мне определенно не помешали бы несколько уроков перспективы. Тогда я взялась за набросок колокольни, но она оказалась слишком высокой и просто не влезла на лист. Еще одна неудача. Зато со знаменитыми часами повезло больше. И с людьми, которые сидели в уличных кафе за утренним кофе. Очень может быть, мне суждено стать портретисткой.
Потом я поискала хороший ракурс, чтобы нарисовать мост Вздохов, но сообразила, что самый лучший вид на него с противоположной стороны канала. Я вернулась на набережную и остановилась набросать узкий канал и кружевной мраморный мост. Конечно, несколько туристов тут же попытались заглянуть мне через плечо. Только этого не хватало! Не настолько хорошо я пока что рисую, чтобы выносить свои работы на суд общественности, подумалось мне. Я быстро закрыла альбом, и тут начали бить большие колокола на звоннице. Двенадцать часов! Ничего себе. Лучше бы вернуться к обеду, а то тетя Го разволнуется. Я возвратилась на площадь Святого Марка и попыталась найти дорогу к нашему пансиону, но, наверно, вышла с площади через другую арку, потому что оказалась в совершенно незнакомом месте. На этой улице не было запомнившейся мне канавки вдоль стен домов, но я все равно пошла дальше, надеясь, что все-таки двигаюсь приблизительно в нужном направлении. Добравшись до какого-то канала и переходя его по каменному мостику, я вдруг услышала странный звук и вначале приняла его за плач младенца. Он доносился из канала, и, посмотрев на воду, я увидела, что мимо проплывает картонная коробка. Теперь мне показалось, что там мяукают котята. Наверно, кто-то бросил их в канал, чтобы утопить!
Я осмотрелась по сторонам, но не увидела ни души. Нельзя было допустить, чтобы коробка просто уплыла, ведь она размокнет, и котята утонут. Я вернулась на тротуар, идущий вдоль берега канала, уцепилась за столб набережной и потянулась к воде. Но коробка была слишком далеко и медленно, но верно проплывала мимо. Скоро она поравняется с высокими домами, возле которых тротуара нет. Что ж, мне не оставалось ничего другого, кроме как положить сумку, снять шляпку, зажать нос и прыгнуть в канал. Вода в нем оказалась неожиданно холодной. Я ахнула и наглоталась воды, однако все равно начала упорно подгребать к коробке. В Англии мне нечасто доводилось плавать, разве что в Торки, да и там я скорее качалась и прыгала на морских волнах, поэтому до меня слишком поздно дошло, что юбки вдруг стали ужасно тяжелыми и облепили ноги. Стараясь, чтобы коробка не утонула, я толкала ее к берету и в конце концов ухитрилась поставить на тротуар. Потом попыталась вылезти сама и только тут сообразила, что берег выше уровня воды на добрый фут, а никаких ступенек нет и в помине. Мне было не выбраться.
Промокшая одежда и туфли тянули ко дну, и я уже начала уставать. Я попыталась вспомнить, как по-итальянски будет «помогите» — если, конечно, вообще хоть когда-то знала это слово. Как сказать это на латыни? Ах, надо было внимательнее слушать на уроках мисс Диар! Я хваталась за набережную, но удержаться там оказалось совершенно не за что. Где-то над головой по-прежнему мяукали котята, коробка тряслась так, будто они в любой момент могли оттуда выбраться. И тут я неожиданно услышала шум — это тарахтел, приближаясь, лодочный мотор. Суденышко поравнялось со мной, и я испугалась, что оно вот-вот наскочит на меня или пройдет мимо, поэтому помахала одной рукой и закричала:
— Помогите!
Над бортом появилось мужское лицо.
— Дио мио! — воскликнул его обладатель. — Ун моменто!
Он заглушил мотор, ко мне потянулись сильные руки и бесцеремонно втащили в лодку. Мужчина мгновение смотрел на меня, прежде чем произнести:
— Вы англичанка, си?
Я кивнула:
— Как вы узнали?
— Только у британки хватит дурости купаться в канале, — на весьма недурном английском произнес он. — Или вы упали в воду?
— Я вовсе не купалась. Но и не упала тоже. Я прыгнула в воду, чтобы спасти котят.
— Котят? — Это слово явно оказалось для него внове.
— Кошкиных деток.
Вид у него стал ошеломленным.
— Вы прыгнули в канал спасти кошкиных деток?
— Кто-то хотел их утопить. Они плыли в картонной коробке. Вон, посмотрите, я ее на дорожку поставила.
— И что вы собираетесь делать с этими кошкиными детками? Отвезете их к себе домой, в Англию?
Так далеко наперед я до сих пор не загадывала.
— Нет, тетя Гортензия вряд ли согласится, к тому же отсюда мы поедем еще во Флоренцию и в Рим. Думаю, я найду здесь для них хороший дом.
— Моя дорогая синьорина, — качая головой, проговорил он, — Венеция это город кошек. Их тут больше, чем людей. Они ловят крыс, и это хорошо, но они также плодятся. У них много детей. Слишком много.
— А-а, понятно.
Он стал разглядывать мое помрачневшее лицо. Я, в свою очередь, разглядывала его. В своем потрясении я до сих пор не замечала, что сижу в деревянной лодке из лакированного тика, а правит ею весьма привлекательный молодой человек с непослушными черными кудрями и волевым точеным подбородком, одетый в распахнутую на шее белую рубашку. Точь-в-точь такой, как гондольер из моих мечтаний. Когда он улыбнулся, все его лицо просияло, а глаза сверкнули в буквальном смысле этого слова.
— Не волнуйтесь, — сказал он, — думаю, мы найдем выход. Пристроим к кому-нибудь из наших слуг, например, или отвезем к себе на виллу в Венето.
— Правда? Это было бы замечательно.
Молодой человек опять запустил мотор, подвел лодку к берегу, взял коробку с котятами на борт, а потом вручил мне мою сумку и шляпку.
— У вас тяжелая сумка. Ходили за покупками?
— Нет, там у меня принадлежности для рисования, я делала наброски. Я собираюсь стать художницей и с сентября пойду в Школу изобразительных искусств.
Мой спаситель одобрительно кивнул:
— Поздравляю.
— Надеюсь, с котятами все в порядке, — сказала я, потому что коробка на скамье закачалась. — Может, они уже вымокли и простыли.
Я поставила сумку и аккуратно открыла коробку. С ее дна ко мне поднялись четыре черно-белых мордочки и в унисон произнесли: «Мяу?»
— Только посмотрите на них, разве не прелесть? — спросила я, держа коробку открытой, чтобы молодой человек тоже мог их увидеть. — И с ними все хорошо. Они в полном порядке.
Тут я поднесла ладонь к губам, чувствуя, что могу вот-вот разрыдаться, а плакать перед посторонним мужчиной совершенно не годится, и аккуратно закрыла коробку, чтобы котята не сбежали.
