и объясняется то, что Буссов оставил Ливонию и оказался в России. Об этом последнем, заключительном этапе пребывания Буссова в Ливонии рассказывает в своей “Московской хронике” Петрей[16].
Безрезультатность апрельских переговоров Буссова о передаче русским Мариенбурга имела своим следствием то, что тайные связи Буссова остались нераскрытыми. Больше того, он получил пост коменданта Нейгаузена, где он оставался примерно до августа 1601 г. Сообщая о своем отъезде из Нейгаузена после назначения туда комендантом фон Фитингофена, Буссов не указывает, куда он уехал. Однако есть все основания полагать, что Буссов уехал из Нейгаузена в Нарву и именно этим и следует объяснить молчание Буссова.
Основания эти дает рассказ Петрея о деятельности Буссова в Нарве.
Биография Петрея во многом сходна с биографией Буссова. Будучи по происхождению шведским дворянином, родом из Упсалы, Петрей, почти одновременно с Буссовым, оказался в России, прожил в ней четыре года в царствование Бориса Годунова и Лжедимитрия I и “находился на службе великого князя”[17]. Возвратившись в Швецию, он в 1608 г. вновь приезжает в Россию, на этот раз в качестве дипломата, представителя Карла IX, с предложением о союзе со Швецией. В 1611 г. Петрей выполняет еще одно поручение Карла IX, связанное с русскими делами, — приезжает в Нарву для разоблачения появившегося в Ивангороде нового самозванца как человек, лично знавший Лжедимитрия I.
Не может быть никаких сомнений в том, что если Петрей не был лично знаком с Буссовым (хотя Аделунг прямо называет Буссова “современником и сослуживцем” Петрея)[18], то во всяком случае знал Буссова. Такой вывод вытекает не только из одновременности жизни и “службы” в России Петрея и Буссова, но и в еще большей степени из тех биографических подробностей о Буссове, которые содержатся в сочинении Петрея (см. ниже). Тем существеннее поэтому то, что сообщает Петрей о деятельности Буссова в Нарве.
Сообщение это находится в том месте сочинения Петрея, где рассказывается о судьбе принца 1 устава шведского, и имеет вид полемического выступления против Мартина Бера. Рассказав о смерти Густава в городе Кашине и подчеркнув, что “видел собственными глазами” могилу Густава, Петрей продолжает: “Посему грубая ложь выдумана Мартином Бером, который его погребал и за труды получил 10 рублей и пишет, что он похоронен в монастыре Димитрия Солунского, вместе со многими другими неправдами, которые он рассказывает, забывая рассказать истину о самом себе и других, прибывших в Россию беглецами, и что так как он не был принят в службу великого князя, то по нужде сделался пастором и женился на дочери изменника Конрада Бусса, который прилагал все старания и крамольствовал, чтобы изменнически отторгнуть Нарву от Шведской короны и предать России, что всем известно в Нарве, а многим и в других местах. Ибо, когда сия измена замышлялась, то ради его были замучены, обезглавлены, четвертованы многие, согласившиеся на его предприятие и пойманные на деле, о чем еще и теперь свидетельствуют многие оставшиеся в живых и невинные, и за него претерпевшие всякое зло, и громко вопиющие к небу о мщении”[19].
Прежде чем перейти к рассмотрению этого сообщения по существу, следует отметить, что сам Петрей придавал ему важное значение. Это видно из того, что, готовя немецкое издание своего сочинения, Петрей вновь возвращается к этому месту и подвергает его переработке, существенно изменив его редакцию — устранив все выпады против Бера и все компрометирующие его данные биографического порядка, но сохранив и даже еще более усилив все то, что относилось к Буссову и его роли в организации заговора в Нарве[20].
Итак, Конрад Буссов — изменник, глава заговора, составленного в Нарве, участники которого заключили с Борисом Годуновым соглашение, имевшее целью “изменнически отторгнуть Нарву от шведской короны и предать ее России”. Это свидетельство Петрея при всей его эффектности не является ни неожиданным, ни способным вызвать сомнение в его достоверности. Оно полностью отвечает общему авантюристическому облику Буссова. Основа же его — секретные связи Буссова с Борисом Годуновым и изменническая деятельность в отношении Швеции — документально подтверждается приведенной выше отпиской воеводы Голицына. Больше того, сохранились материалы, характеризующие мероприятия правительства Бориса Годунова, направленные именно к установлению секретных связей с определенными кругами в Нарве с целью способствовать отторжению Нарвы от Швеции и занятию ее русскими войсками.
Так, в делах Посольского приказа сохранилось специальное дело о посылке в 1599 г. в Нарву гостя Тимофея Выходца с официальной целью ведения переговоров с нарвскими властями о восстановлении службы в нарвской православной церкви Николая Чудотворца, но вместе с тем с секретными поручениями правительства Бориса Годунова[21]. Еще важнее материалы другого дела — о приезде в Москву в 1600 г. нарвского “палатника” Армана Скрова, — дающие возможность представить себе наглядную картину положения в Нарве и других ливонских городах.
9 марта 1600 г. в Москву приехал нарвский “палатник” Арман Скров вместе с двумя “ругодивскими немчинами”, Анцом Крамером и Захаром Вилкелманом[22]. Около этого же времени в Москву приехал колыванский (ревельский) “палатник” Херт Фриз[23]. Оба “палатника”, и ревельский и нарвский, были доверенными лицами соответственно колыванских и ругодивских властей для секретных переговоров с правительством Бориса Годунова.
Что касается Херта Фриза, то о содержании переговоров с ним материалы отсутствуют. В деле лишь глухо говорится о том, что колыванские “палатники” послали с ним к Борису Годунову какие-то “три грамоты о государевых делех”[24]. Но по некоторым косвенным данным можно думать, что цели поездки этого представителя Колывани были близки целям миссии Армана Скрова. Об этом говорит прежде всего то, что когда на пути в Москву Херт Фриз “приехал в Ругодив, и ругодивской державец Петр Столп то[го] немчина, колываньского полатника Ерть Фриза в Ывангород не пропустил, для того, что колыванцы еще не дались Арцыкарлу”, то Херт Фриз одну из трех грамот, адресованных Борису Годунову, “прислал тайно” Арману Скрову, “а велел ее отдать ивангородцкому воеводе”[25]. О содержании же этой грамоты, равно как и двух остальных грамот “о больших делех”, относительно которых Херт Фриз “присягу... на том колываньским немцам дал, что было ему тех грамот опрично государя не отдать никому”[26], можно догадываться по той позиции, какую занимала Колывань в войне между Сигизмундом III и Карлом. Позиция эта была враждебной Карлу.
Чрезвычайно интересные данные об этом сообщает (со слов Армана Скрова) ивангородский воевода князь В. И. Ростовский в отписке Борису Годунову в связи с отпуском из Ивангорода в Москву Армана Скрова:
