Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
Об этом я подумала уже шагая обратно по коридору, чтобы помешать шкворчащую на плите рыбу.
Но этот вечер, как оказалось, имел на меня планы. И совсем не те, что я строила сама для себя: мол, почитать, отдохнуть, выспаться перед завтрашним днем, постирать пару вещей.
Рыба на плите так и не дожарилась. Я только и успела выключить печку, накинуть плащ и достать немного денег из заначки на «черный» день, чтобы заплатить за поездку на такси…
Как гром посреди ясного неба, пятью минутами позже в квартире раздался еще один звонок. На этот раз из больницы: бабушку увезли на скорой.
* * *
Эта вечер запомнился мне чередой кошмаров и измотал до предела.
В больницу, потом из больницы, чтобы сгрести все накопленные деньги (очень хотелось ноутбук, э-э-э-х) и отдать их докторам. Бабушке потребовалась операция на сердце. Запомнилась ее пергаментная рука, сухая и сморщенная. И ее слова: «Диночка, ты еже ль шо случится, квартиру-то себе забери, я в завещании написала».
Уговоры о том, что ей – всего лишь семидесятитрехлетней – еще рано, ей еще жить да жить. А потом операционная для нее, а для меня – тишина коридора и равнодушный свет белых ламп.
Затем вышел какой-то доктор, лица я уже не запомнила, сказал, что операцию сделали вовремя и успешно. Что бабушка жить будет, но сейчас навещать нельзя – нужен отдых.
И снова такси. Уже ночью под моросящим дождем. И последние двести рублей исчезли в кошельке водителя. Ни заначек, ни сбережений, только в долг теперь. И только белая мокрая шерсть мурчащего от радости кота у подъезда, которого снова пришлось оставить на улице.
Когда открыла дверь в квартиру, то порадовалась, что дома тихо – Анатолий не вернулся. Вероятно, заночевал у кого-то из друзей. И то хорошо. Я, почти ничего не соображая от усталости, разделась и, даже не вспомнив про полусырую рыбу на плите, ушла в спальню и забралась в постель. На автомате завела будильник на семь утра и укрылась с головой одеялом.
Сон не шел. Крутились мысли о том, что денег нет даже на то, чтобы закинуть на мобильник и позвонить маме. А с городского нельзя: международные звонки давно заблокированы. Значит, мама не узнает, пока я не займу и не сообщу ей.
Зубы стучали, хотя в комнате было тепло. Отчаяние вновь скрутило так, что дышать было больно.
Почему я всегда одна? Почему нет того, к кому можно прийти и пожаловаться? Почему все на мне?
Но уже давно стало ясно, что вопросы «за что?» всегда остаются без ответов. Мишка у подъезда тоже, наверное, в своей кошачьей голове спрашивал «за что?», а толку-то.
Я попыталась глубоко дышать – выровнять пульс, успокоиться. Через какое-то время мысли потекли ровнее, и все же не давали покоя давно укоренившиеся где-то внутри страхи.
Как получилось, что мне двадцать шесть, а у меня ни семьи, ни детей, ни прибыльной работы, ни перспектив, ни повышений на горизонте? Разве у человека, когда он молод, не должно быть все иначе? Танцы-гулянцы, встречи под луной, захлестывающий круговорот эмоций?
А я, как Онегин, уставшая от всего: от жизни, от беспросветности, от отсутствия перемен и новых ощущений. Ведь когда-то раньше даже влюблялась, и давалось это не так уж и сложно. Были ведь отношения, даже длительные, но все развалилось, чувства погасли, и с тех пор сердце заглохло, как неживое. Замолчало, и все тут. И сколько не смотри на знакомых и незнакомых мужчин, а оно даже не трепыхнется, будто окаменело, хоть, вроде, и не разбивалось.
Кто мог ответить на вопрос «почему»?
Мама и та была далеко. Ни просто рядом посидеть, ни слова сказать.
Я поняла, что еще немного и разревусь. А слезы никогда ничему не помогали, только падать на дно колодца, дна у которого на самом деле нет. Зря люди думают, что когда опустятся на самое дно, тогда и светлая полоса начнется, тогда и всплывать на поверхность можно будет. Нет дна. У отчаяния никогда нет дна, можно только падать. Глубже и глубже.
Как тонущий, я уцепилась за спасительную соломинку в виде пришедшей на ум картинки того самого парка, о котором думала несколькими часами ранее, со стоящим среди деревьев фонтаном.
Я всхлипнула, но удержала себя от плача и засопела.
Картинка эта позволяла не думать, отвлечься. Хоть на секунду, но забыть о навалившихся страхах. Как бы сделать так, чтобы она задержалась подольше?
Осознав, что нервное напряжение не позволяет сну заглянуть ко мне на огонек, я принялась думать: а как бы оно было, сиди я действительно там, на лавочке? Если бы не было этого дня, не было пьяного Анатолия, не было мамы, говорящей, что задержится. Не было бледной полуживой бабушки на больничной каталке по пути в операционную. Что, если бы всего этого со мной сегодня не случилось, а взамен был какой-то хороший день, в детали которого даже вдаваться не стоило?
Просто хороший, и все.
Я вдруг как-то успокоилась: задышала ровнее, сосредоточившись на ощущениях собственных подошв, стоящих на асфальтированной дорожке, усыпанной желтыми листьями. И будто начав играть в игру, попыталась переводить глаза с одного предмета на другой, не позволяя себе думать ни о чем другом.
Итак, вот листья. Я прекрасно их вижу. Они сухие и шуршащие, с прожилками. Моя ступня, обутая в сносившийся ботинок, стоит как раз на одном желтом, с бурыми пятнами. Вот трещина на дорожке – ее почти не видно из-за осеннего ковра. Вот моя нога в джинсах и рукав от кофты. Тепло ведь, зачем мне куртка? Все верно. Теперь можно перевести глаза и увидеть вазу, из которой льется вода.
Я медленно подняла голову и посмотрела на фонтан. Красивый. И звук воды такой привычный, будто много раз уже слышала. Стволов много, они качаются совсем чуть-чуть, почти незаметно, а желтые кроны шумят.
Игра эта стала спасительным плотом, позволив позабыть о том отчаянии, в котором я тонула еще несколько минут назад. Размышляя над тем, как замечательно было бы, если бы этот вечер стал отличным завершением какого-то очень хорошего дня, я и не заметила, как полностью погрузилась в новые успокаивающие ощущения. И даже принялась радоваться.
Невероятно здорово было просто забыть о том, что происходило вокруг, и чувствовать ветер на своем лице. Он играл бы длинными прядями – волосы отросли уже ниже плеч. Здорово было знать, что я сижу в том парке, где всегда хотела посидеть. Что открой я глаза и вот он – самый лучший в мире фонтан.
Чтобы еще усилить чувства, я решила добавить золотого сияния в понравившуюся картинку. Как учили в какой-то книжке. Почему-то в этот момент это казалось правильным – оно вносило ноту благоговения и радости, какой-то искренней благодарности за настоящий момент, за то, что он случился в моей жизни, и за то, что я могу провести эти пять минут там, где мне по-настоящему хочется, где я на самом деле счастлива.
И, наверное, вокруг парка должен быть город. Какой-нибудь большой и красивый. И безопасный. Думать так мне очень нравилось. Но больше всего нравилось ощущать ту легкость, которая теперь просто захлестывала с головой. Радость дошла до верхней планки, а счастье начало изливаться наружу. Неужели так бывает? Теперь удивляло, почему я не чувствовала этого раньше. Ведь если находиться здесь так приятно, почему я не приходила сюда вчера? Ведь это моя любимая скамейка, любимый парк. Здесь всегда так хорошо и знакомо.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
