Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 33
осколки зеркала.
Бесс выразила надежду, что индейцам все это понравится, и Беллман разделил ее надежду.
Он будет писать ей, сказал он, и при любой возможности отдавать письма торговцам или путешественникам, которые будут отвозить их куда-нибудь на восток, например в Сент-Луис или Сент-Чарлз, и оттуда пересылать ей.
– Смотри, вот тут, на отвороте лацкана, у меня есть маленькая чернильница-непроливайка на булавке. Мне даже не придется останавливаться, чтобы написать тебе письмо, – я смогу писать, сидя в седле, прямо по дороге.
Вся эта история словно зажгла в нем огонь.
Он мог по полдня сидеть неподвижно.
Он прочел ее раз двадцать.
Когда Бесс заходила к нему, вернувшись со двора, чтобы поболтать и поиграть, он говорил ей, что занят, пусть, мол, пойдет еще побегает.
Когда наступала темнота, он зажигал лампу и читал снова и снова. Ножом он вырезал из газеты статью, сложил листок вчетверо и спрятал в карман рубашки, у сердца. Он чувствовал, что даже дышать стал по-другому. Теперь он не мог усидеть на месте: вышагивал из угла в угол и каждые полчаса доставал из кармана на груди листок, разворачивал его и снова читал. В статье не было иллюстраций, но в его воображении эти находки представали чем-то похожим на развалины церкви или окаменевшие останки потерпевшего крушение корабля: чудовищные кости, гигантские бивни, найденные там, где они бог знает сколько пролежали вросшими в соленую землю Кентукки. Зубы размером с тыкву, лопаточные кости шириной с двор, челюсти, позволявшие представить себе голову длиной с высокого человека. Совершенно неведомое существо – animal incognitum. Люди, разгребавшие землю и разглядывавшие исполинские останки, гадали: что могло случиться с громадными зверями, которым они принадлежали, и не топчут ли еще землю такие же огромные монстры на неисследованных территориях запада?
От одной мысли об этом у него начинала кружиться голова.
Месяцами он не мог думать ни о чем другом. Когда Бесс спрашивала, не хочет ли он сыграть в шашки или пойти прогуляться и погладить нового лошака с белым пятном на морде, он отвечал: нет. В течение нескольких недель он бóльшую часть дня не вставал с постели. А когда заставлял себя подняться, без энтузиазма работал во дворе и ухаживал за скотом. Когда рождались новые мулы и лошаки, ехал в город и продавал их. Когда ураган сорвал с дома полкрыши, починил ее. Готовил еду, время от времени делал уборку, не забывал проверять, чтобы Бесс надевала обувь, но все время молчал, а иногда глаза у него стекленели и он не позволял Бесс приближаться к нему. Когда он закрывал глаза, гигантские животные проплывали в темноте перед ним, медленно, молча, словно под водой, – они шли, дрейфовали, картинка в его воображении расцветала, потом меркла и исчезала в темноте. Единственное, что оставалось, – это мысль о том, что они живы и бродят где-то там, в неизвестности, на западе, за границей Соединенных Штатов, на диких просторах, покрытых реками, лесами, равнинами и горами, и можно увидеть их собственными глазами, если суметь добраться туда и найти их.
Он не мог выразить словами то колкое ощущение, которое испытывал, думая, что эти колоссальные животные почему-то очень важны, оно было почти похоже на тошноту, но он точно знал, что не может теперь оставаться там, где он есть.
И прежде чем закончилось лето, он уже стоял в доме сестры.
– Все, что я могу тебе сказать, Джули, – это что я чувствую: они реально существуют. Все, что я могу сказать, все, чего мне теперь хочется, – это поехать туда, на запад, и найти их.
Из Льюистауна Беллман продвигался через маленькие городки и селения по дорогам, которые, хоть и были на больших отрезках разбитыми и ухабистыми, медленно вели его все дальше и дальше на запад. Когда мог, он платил за ночлег, обед, а время от времени и за ванну, но чаще всего ловил рыбу, охотился, собирал дикие плоды и спал на земле, завернувшись в одеяло. Пробираясь вверх-вниз через Аллеганские горы, он вовсю использовал компас и ориентировался по солнцу и, хотя блуждал на бездорожье склонов и забредал, следуя по узким тропинкам, в заросли деревьев, которые дальше вели в никуда, все же добрался до Миссисипи. И вот уже, вместе с лошадью и всеми пожитками, пересекал ее с восточного берега на западный на пароме, представлявшем собой два связанных вместе узких каноэ, которые назывались пирогами, с деревянной балкой наверху. Все это сооружение дважды ударилось в пристань и замерло.
В этот момент ему было немного страшно.
Причиной, по которой он вместо своей старой коричневой фетровой шляпы решил купить черный высокий цилиндр в магазине Картера в Льюистауне, было то, что он хотел предстать здесь, за фронтиром, перед аборигенами фигурой импозантной, чтобы они приняли его если не за короля или какое-нибудь божество, то, по крайней мере, за кого-то могущественного, способного причинить им зло.
И теперь, по мере того как месяц истекал за месяцем и он следовал вдоль петлявшей то на север, то на запад реки Миссури, встречался с разными группами индейцев и без всяких осложнений обменивался с ними товарами, он пришел к заключению, что сделал правильный выбор, и стал считать этот цилиндр своего рода талисманом, защищавшим его от опасностей.
В Сент-Луисе он задержался на полдня и купил два чайника – один для себя, другой для обмена, – еще носовых платков, тканей, пряжек и бус – это все тоже для обмена; у каждой новой группы индейцев он выменивал этот хлам на еду. Потом рисовал на земле гигантских животных такими, какими он их себе представлял; стараясь передать их колоссальные размеры, указывал на верхушки деревьев – сосен, елей, тополей или любых других, какие произрастали поблизости, но аборигены неизменно строили гримасы, долженствовавшие дать ему понять, что они не видели ничего подобного тому, что он ищет.
Беллман кивал. Он этого ожидал: наверняка он еще недостаточно
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 33
