Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
Это всё она.
– Константин! – строже добавила мать, и в голосе её зазвенел лёд.
Мальчик сполз с лавки и ушёл в уголок к Белке грызть орехи. Осне тяжело вздохнула, собираясь с мыслями.
– Прости, матушка, – пролепетала покорно Велга. – Я всё поняла. Буду носить височные кольца.
– Твой отец делает всё, чтобы вы с Константином имели счастливое будущее. – Светлые, с зелёными крапинками глаза матери светились ярче, чем каменья в её венце. – Но ты не должна забывать, откуда родом. Так положено: женщины носят знаки своей семьи. И все на севере увидят, что ты Буривой.
– Я же возьму имя мужа, – она опустила взгляд на височные кольца в своих руках, провела пальцами по волнам и ветвям.
– Но все будут помнить, что ты – дочь Буривоя, первого князя Старгорода.
– А смысл? Сейчас мы никто…
– Не смей так говорить. Никогда. Кто бы ни правил в Старгороде, сути это не меняет. Мы, Буривои…
– Мама, ты же не Буривой. Ты с севера, – перебил её Кастусь, щёлкая скорлупу.
Рядом с ним сидела наглая Белка, ожидая, когда ей перепадёт угощение. Самой чистить орехи ей было лень. Мартышка взволнованно дёргала лапками и с трудом сдерживалась, чтобы не утащить ядрышко. Она была чудесно воспитана. Возможно, куда лучше, чем Кастусь.
Мать наблюдала за обоими, нежно улыбаясь.
– Я родила четверых Буривоев, Константин, – сказала она. – Я имею полное право зваться Буривой.
Велга собиралась убрать кольца в мошну на поясе, но мать её остановила:
– Надень сейчас. Гордись, что ты Буривой. Твои предки основали Старгород, ты княжеского рода.
– Правят-то всё равно Белозерские.
– Это не навсегда. – Лёгкая, едва уловимая улыбка, блеск в глазах. О, мать и без княжеского венца выглядела настоящей княгиней.
– Что ты имеешь в виду?
– Надень височные кольца и ступай к отцу. Ему есть что тебе рассказать.
Больше Велга не медлила. Она сняла кольца, подаренные отцом на семнадцатые именины, убрала в мошну и надела новые.
– Как мои волосы, не растрепались? – взволнованно спросила она.
– Прекрасно, – мать поправила ей выбившуюся прядь.
– Спасибо, – Велга вдруг сжала её в объятиях, прижалась к груди.
Велга была в отцовскую родню, совсем невысокая. Рядом с матерью она казалась себе ребёнком.
– Иди, милая. – Мать погладила её по волосам, то ли поправляя непослушные кудри, то ли лаская.
Вниз по ступеням, через клеть прямо в сад – так было быстрее. Слуги расступались, пропуская юную господицу. Велга, громко хлопнув дверьми, ворвалась в цветущий сад, и курицы, сбежавшие из курятника, испуганно закудахтали, разбегаясь в стороны.
– Осторожно! – вскрикнул Данила. – Не зашиби куриц, господица.
– Кто пустил их в сад? – Велга обошла беспокойных птиц стороной. – Им место во дворе, а не в саду.
– Да… я… случайно, – покраснел холоп. – Забыл калитку закрыть.
– Гони их отсюда, – велела Велга и направилась в глубину сада.
Слышно было, как кудахтали куры, разбегаясь от Данилы. Велга захихикала, но не оглянулась. Она намеренно пошла степеннее, с достоинством, как положено знатным девушкам её возраста. Так, чтобы даже случайный прохожий загляделся на неё. Велга знала, что красива, лучше всех девушек в Старгороде. Медово-рыжая, маленькая, ладненькая, точно кошка. Нянюшка говорила, что грудь и попа у неё словно наливные яблочки. Велга знала, как лучше себя показать, умела так посмотреть, так качнуть бёдрами, чтобы от неё уже не могли отвести взгляда.
– Велга! – послышался низкий голос.
На другом конце сада, в месте, где кончался высокий частокол и начинался редкий забор, Велга нашла отца. У его ног крутилась собака по кличке Рыжая, а на траве развалился Инглайв, скренорец, которого прислали сватом, названый брат её жениха.
Они уже исполнили почти все обряды, что положены при сватовстве: и подарками обменялись, и отец со сватом обо всём договорились, и мёд в честь заключения договора распили. В день сватовства Велга хранила строгое молчание, ни слова не произнесла, глаза к полу опускала и краснела, точно маков цвет, почти непритворно. И теперь она впервые смогла разглядеть Инглайва.
– Господица Велга, – он весело подмигнул, кивнул вместо поклона и с травы встать даже не подумал.
Отец не сдержал улыбки и развёл руками:
– Так хорошо у нас в саду, что лендрман Инглайв не удержался вот, решил отдохнуть.
– Да и вам бы советовал присесть рядом, господин Кажимеж, – щурясь на солнце, предложил гость.
Велга переглянулась с отцом, тот в ответ пожал плечами и смешно пошевелил усами.
– Я бы так и сделала, – сказала Велга, расправляя подол, – если бы не старалась вести себя почтительнее при лендрмане.
Осторожно она опустилась на траву, усыпанную белоснежными лепестками. Над головой качались ветви, и было слышно, как тихо жужжали пчёлы, перелетая с цветка на цветок.
Довольно виляя хвостом, Рыжая тут же легла рядом, положила голову ей на колени, заискивающе заглянула в глаза, мол, чеши. Велга брезгливо погладила собаку по макушке.
– Ты же наполовину скренорка, а не лойтурка, господица, – сказал Инглайв. – Мы, скренорцы, любим жизнь. Если ты станешь счастливее, посидев на траве в цветущем саду, надо сесть на траву, а не думать о приличиях.
Глаза у него были удивительно голубые, чистые, яркие. В такие глаза можно было бы влюбиться, особенно когда они искрились весельем. Велга задумалась, были ли такие же прекрасные глаза у её жениха.
– И все скренорцы так рассуждают о приличиях? – она склонила голову набок, и из косы её выбилась прядь, упала на плечо.
Она не стала поправлять волосы.
– Те, кто реже бывает в Лойтурии и Империи.
Глазами Велга скользила по наряду Инглайва. Она подметила и скренорский скрамасакс, и императорское кайло на пуговицах.
– А ты бывал в Империи?
Он проследил за её взглядом:
– Это? А, не, по наследству достались.
– У тебя в предках император? – Велга широко распахнула глаза.
– Ох, дочка…
А Инглайв расхохотался. Улыбка у него оказалась белая, красивая. Жалко всё же, что он не был её женихом.
– Я на четверть троутосец, но, конечно, не из императорской семьи. Не могу сказать, что родство с троутосцами хоть как-то помогает в жизни. Разве что кожа у меня смуглее и не обгорает так быстро на солнце.
– Ох да, – искренне вздохнула Велга. – У меня веснушки по всему лицу, и нос вечно облезает…
– Дочка… – Отец по-прежнему топтался рядом и садиться, кажется, не собирался. Велга догадалась: он боялся, что встать у него уже не получится.
Она помнила отца другим. Ещё лет десять назад Кажимеж Буривой был видным мужчиной: живым и подвижным, с тёмными густыми волосами и крепким телом. После рождения Кастуся он резко располнел, точно сам его вынашивал. Волосы отца поредели, а в начале
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
