Справа, где помещался Антон, тоже произошло что-тонепонятное и трудноуловимое для непривычного глаза. Вот только-только на него,кипя боевым пылом, мчались двое «урюков» — и тут же некая неведомая силараскидала их в стороны, так что один, болезный, даже через скамейку перелетел ив кустах с превеликим треском обосновался, а второй звучно шмякнулся о толстыйствол ближайшего тополя, по каковому и сполз наземь, опять-таки выключившись изигры.
Один-единственный оставшийся на ногах джигит замер передКешей, как кролик перед удавом, растерявшись в ноль, как случилось бы сомногими на его месте. Обстановка поменялась чересчур быстро и чересчуркардинально, и это не сразу умещалось в сознании.
Грустно кивая головой и глядя на оцепеневшего противникагде-то даже ласково, Кеша продекламировал любимую фразу из Пикуля:
— Еще вчера утром перед ним строился батальон, привычнокричавший «Банзай!»…
— Э? — вопросил джигит.
— Чпок! — сказал Кеша.
И сделал чпок, обеспечив моментальное соприкосновениегорного орла с матушкой сырой землей…
Капитаны огляделись, но ситуация корректировки не требовала:там и сям в достаточно нелепых позах разместились ушибленные джигиты,издававшие жалобные стоны — и, что характерно, не получившие никакихвнешних повреждений, которые могла бы узреть въедливая судмедэкспертиза. Всеналичествовавшие следы «асфальтовой болезни» объяснялись исключительнонеосторожным падением на дорожку, ударом о дерево или попаданием в жесткийкустарник.
Глянув на юную парочку, так же остолбеневшую от столь резкихперемен, Антон благодушно осклабился и рыкнул:
— Бегом отсюда, салажня! Щас тут кровишши будет… Комусказал! На старт, внимание, марш!
Наконец-то опамятовавшись и ведомые скорее инстинктом, чемразумом, Ромео с Джульеттой московского розлива припустили прочь, не то чтобысо всех ног, но достаточно проворно. Вскоре настало совершеннейшееблаголепие — всегда приятно посмотреть на грамотную работу, сделаннуютвоими же руками…
Кеша вдруг резко свистнул и указательным пальцем показал заспину Антона. Тот немедленно обернулся. Джигит наконец-то высвободился изкустов и бульдозером попер на него, взъерошенный, поцарапанный, весь влисточках, словно леший. И, что серьезнее, немаленьких размеров складешок тянулиз кармана, да еще раскрыть его собирался, циник…
Антон крутанулся с поразительным для такой вроде бы грузнойфигуры проворством — и подцепил носком кроссовки запястье поединщика,отчего нож улетел в кусты по большой дуге, а его владелец после новогомолниеносного удара отправился следом.
Они ухмыльнулись друг другу и направились прочь — ужене вразвалочку, а немножко поспешая.
— Итак, господин капитан? — спросил Кеша, когдаони оказались на таком расстоянии, что ни одна живая душа уже не связала быдвух приличного вида молодых людей аспирантского вида с недавним инцидентом.
— Чистая работа, господин капитан, — кивнул Антон.
Тихое свиристенье маяков настигло их у самого выхода изпарка, а немного попозже свалилось на Кешин мобильник и изображение черногосмерча на фоне густо-синего неба.
Меланхоличный
Тихонечко насвистывая под нос какой-то не особенно веселыймотивчик, Доронин поднял обеими руками готовую полку, сначала подержал ее передсобой, примериваясь издали, потом подошел к стене и аккуратненько приложил. Необорачиваясь, громко спросил:
— Ну как?
— Правый краешек чуть выше, — отозвалась Ксения.
— Так?
— Ага.
Держа изделие одной рукой, он наметил точки беглымиприкосновениями остро заточенного карандаша, поставил полку у стены и взялся заинструмент. Минут через десять полка красовалась на выбранном месте: светлоедерево, мастерски покрытое бесцветным лаком, места хватит для трех горшочков сцветами, да еще по бокам, на фигурных боковинках, два поместятся. И, чтохарактерно, все сделано собственными руками — ну, доска, конечно, куплена,а не вытесана из самолично срубленного дерева.
Отступив на середину комнаты, Доронин полюбовался своимпроизведением и, глядя на Ксению не без законной гордости, вопросил:
— Есть мужик в доме?
— Временами, — ответила Ксения с непроницаемымвыражением лица.
— Я и смеситель поменял, — напомнил Дорониннарочито безучастным тоном. — И кафель приклеил намертво. И люструукрепил. И много еще там… Есть мужик в доме.
— Временами, — повторила Ксения.
— Дык… — сказал Доронин с самым простецкимвидом. — Служба ж государева…
— Доронин.
— Чего?
— К зеркалу подойди.
— А на кой?
— На себя посмотри. Можешь ты хоть раз послушаться безпререканий?
— Слушаюсь, товарищ боевая подруга, — пробурчалДоронин и подошел к зеркальной дверце шкафа, перед каковой и встал в положении«вольно».
Как и следовало ожидать, он не узрел ничего особовыдающегося и ничего тревожащего. В зеркале во весь рост отражался худощавыймужик в тренировочных штанах и майке, с меланхоличной физиономией и короткимиусами, что характерно, без малейших признаков лысины, да и насчет морщин нестоило пока особенно переживать.
— И что? — сказал он, пожимая плечами. — Неюный лейтенант, конечно, который к тебе в самоволку драпал, но, по-моему,вполне удовлетворительно. Бывает и печальнее, вон у соседа лысина, как уФантомаса, а он меня на восемь годков моложе…
— Сорок пять, — покачала головой Ксения.
— Ну да, — отозвался Доронин. — И чегострашного? В сорок пять — майор супермен опять…
— Доронин.
— А?
— Ну не придуривайся. Все прекрасно понимаешь.
Покосившись на нее, Доронин вздохнул украдкой. И в сотый разподумал, что с супругой ему повезло несказанно: в жизни она не учиняласловесных скандалов, равно как и ссор с перепалками. Так, самую малость, по молодости…
Вот только самые лучшие на свете супруги, заслуженно носящиепочетное звание боевых подруг (а его далеко не всякая офицерская женадостойна), все же имеют привычку смотреть. Выразительно и многозначительно.Доронин прекрасно читал обширное послание, содержавшееся в ее взгляде. Онахотела сказать, конечно, что в сорок пять, согласно законам природы, хоть тытресни, а нет былого проворства и гибкости в организме, в частности, вопорно-двигательном аппарате. Что и реакция уже не та, и все поизносилось. Чторовесники, если оглядеться и посчитать, уже пристроены: Костя сидит на БольшойЛубянке, в кабинете, как белый человек, с подчиненными и почти нормированнымрабочим днем, а Гера-Краб вообще весь свой немалый опыт использует награжданке, и зарплата у него, по их меркам, заоблачная. И еще несколько именможно назвать с ходу.
