Первую порцию я умяла быстро, параллельно лазая по социальным сетям. Успела перебросится парой слов с Виткой, однокурсницей и близкой подругой, повздыхала над новой фотографией Степана Красноязова, набралась смелости, чтобы оставить под ней комментарий со смайликом, окруженным сердечками, чуть не схлопотала сердечный приступ от ответа с точно таким же и поняла, что не наелась. Еда за это время уже успела остыть, и добавку пришлось разогревать в микроволновке.
Пока с тоской ждала необходимую минуту, на телефон снова пришло уведомление. Я встрепенулась, ожидая, что Степан решил проявить инициативу и наконец завязать диалог первым, но разочарованно вздохнула. В друзья стучался кто-то незнакомец с дурацким прозвищем Аластор вместо имени. Я даже зашла в интернет ради интереса, узнать, что оно означает, и вычитала, что так в какой-то из мифологий звали духа мести.
– Детский сад, – закатила глаза, заходя на профиль.
Настоящей фотографии у него, конечно же, не было, зато было изображение огромного демона, полыхающего в огне. Я только головой покачала и смело отклонила заявку. Только нажала на кнопку, как в ту же секунду от него пришло личное сообщение. Я удивленно цыкнула и из любопытства открыла диалог. Микроволновка пикнула, сообщая о согревшемся ужине, но я не обратила на нее внимания. Читала текст и чувствовала, как по позвоночнику растекается тонкая струйка неприятного холодка.
"Раз, два, три, четыре, пять,
Я пришел тебя забрать.
Шесть, семь, восемь, девять, десять,
Время за грехи ответить.
Долго ждал во мрачной тени,
А теперь стою за дверью.
Досчитай до десяти,
И скорей меня впусти…»
Жуткое наваждение спало, стоило тряхнуть головой. Я еще раз перечитала глупую считалку-страшилку, дернула плечами и удалила сообщение.
– Придурки, – пробормотала, отправляя спамера в чёрный список.
Отложила телефон в сторону, достала тарелку из микроволновки и начала есть. Не заметила, как дожевала ужин, потому что странная считалочка никак не уходила из головы. Удивительно, я прочитала её всего два раза, но уже выучила наизусть, и она, будто заведенная, играла на повторе у меня в ушах.
– Черт, – закатила глаза.
Это все природная впечатлительность виновата. Никогда не любила подобные «жуткие» штуки, страшные истории в детских лагерях и фильмы ужасов, сцены из которых потом еще долго не стирались из памяти. Мне и без того кошмаров хватает, будь здоров.
Вышедший из комнаты сонный Марк заставил меня облегченно выдохнуть. Близнец широко зевнул, направился к туалету и заметил меня.
– Полуночничаешь? – поинтересовался он, облокачиваясь о косяк и складывая на груди руки.
Марк был в одних пижамных штанах, и я с удивлением отметила, что его татуировка выросла еще больше Раньше она занимала только правое плечо и совсем немного ключицы, а теперь опускалась почти до локтя. Такими темпами от бабушки ее скрыть точно не получится. Неужели и правда набрал смелости признаться? Самоубийца.
– Не боишься, что потолстеешь и не выйдешь замуж? – ехидно поинтересовался он.
– Если гипотетические женихи откажутся от меня из-за того, что я потолстею, то лучше всю жизнь буду одна, – парировала я.
– Это правильно, – Марк снова зевнул и потеребил черную сережку-гвоздик в ухе. – Чего спать не идешь?
– Сейчас пойду, – пожала плечами я.
Брат дернул проколотой бровью, а потом подошел к кухонному шкафчику, порылся там и перебросил мне пластиковую баночку. Я чудом умудрилась перехватить её на лету до того, как она шмякнулась в пустую тарелку, перевернула и прочитала название. Это было снотворное, которое мне прописывал невролог.
– Видел, что твое кончилось. – пожал плечами брат на мой недоумевающий взгляд. – Так и знал, что сама забудешь купить.
– Спасибо, – растроганно поблагодарила я.
– С тебя завтрак, – хмыкнул Марк, поцеловал меня в макушку и направился по своим делам, а я улыбнулась и громко пожелала ему вдогонку спокойной ночи.
5Я бывала здесь ещё ребенком, но до сих пор знаю это место лучше, чем любое другое на планете.
Тихий шелест листвы, запах прелых водорослей, влажный ветер и высокие ели на той стороне озера. Всё так знакомо. Я хочу поднять руку, чтобы убедиться, что могу шевелиться по собственной воле, но ничего не получается. Я могу только двигать глазами, а ноги начинают идти сами. Они не слушаются меня, хотя я хотела бы замереть на месте. Босые ступни чувствуют мелкие веточки и сухую глину, ранятся о пожелтевшие иголки и мелкие камушки. Всё точно так же, как и тогда. Солнечные лучи теряются в зеленой листве, сарафан от пота прилип к телу, а в руках красные сандалии, недавно подаренные бабушкой. Я боюсь, что могу испортить их, потому и иду босиком. Я оглядываюсь и замечаю знакомую серую ящерку. Она каждый раз сидит на том голом валуне и греется. Я хочу поймать её, но меня хватают за запястье и тянут в сторону озера.
Смех разливается вокруг колокольчиками, и я тоже начинаю смеяться. Кудрявые волосы мешаются, пока я бегу. Цепляются за широкие ветки, которые безжалостно дергают пряди и заставляют жмурится. Я опять растеряла все резинки. Брат только-только привез из города новый набор, а я уже потеряла все. Бабушка будет ругаться, назовет растрепой, но мне сейчас все равно, мне весело. Теплая рука держит мою, и мы вместе бежим к берегу. Нам не страшно, хоть мы и одни в лесу.
Запах водорослей усиливается. Влажный раскаленный воздух забивается в нос, а я, наконец, вижу кромку воды. У берега совсем мелко, и под прозрачной водой отчетливо виднеется илистое дно. Сюда редко ходят люди. В деревне говорят, что здесь опасно. Какие глупости.
Мы отбрасываем прочь обувь и с брызгами влетаем на мелководье. Вода теплая-теплая, ласковая, а ил вязкий и тягучий. Из-за него ноги скользят на крупных камнях. Приходится отпустить чужую руку и пытаться поймать равновесие. Но я все же поскальзываюсь и с громким хохотом падаю в воду. Сарафан безнадежно промочен, кончики волос тяжелеют от влаги, а вязкий ил забивается между пальцев ног и пачкает светлую ткань. Я хохочу, хоть и понимаю, что от бабушки теперь точно достанется.
Встать удается не сразу, но я все же ловлю равновесие. Все еще хохочу. Хочу поделиться своей радостью, оглядываюсь и перестаю смеяться. Почему я вдруг осталась одна?
– Эй! – зову осторожно: – Ты где?
Тишина. Тишина такая звонкая, что давит на уши, причиняя боль. Вода неожиданно перестает быть теплой, камни на дне колют ступни, а ил вдруг становится еще более тягучим и засасывает.
Я переступаю с ноги на ногу, чтобы он не поглотил меня, и медленно поворачиваюсь. Смотрю в сторону середины водной глади, до которой можно дойти пешком по мелководью. Вернее, можно было. Раньше. Теперь мелководья больше нет. Я стою на самой грани глубокого черного обрыва, а мои пальцы смотрят прямо в бездну. Вокруг поднимается ветер. Холодный, колючий, безжалостный. Он теребит влажные кудри, а они хлещут меня по щекам и шее.
