— Может тебе просто показалось. — сказала подруга держа лошадь за поводок. — Ты должна быть сейчас на шоппинге со мной, а не торчать здесь на грязной конюшне.
Я часто приезжала сюда, когда дядя бывал здесь, я сидела на холме позади конюшни и наблюдала за лошадьми. Я приезжала сюда очень часто, стадо выросло до тридцати двух лошадей, большинство из них выглядели как скаковые: пегие с белыми гривами, чисто пегие, и моя любимая — аппалузская, как дикий мустанг.
К тому же, я предпочту грязную конюшню любому шоппингу. Когда ей удавалось затащить меня с собой в торговый центр, то мне казалось, будто меня медленно волокли голой по гравию в жаркий день.
Чистая пытка! Она перемеряла все, затем думала, что ей подошло, а что нет; подходит ей эта цена или нет; нужно ли ей это вообще. Но чаще всего, вещь оправлялась на место после пятнадцатиминутных раздумий.
Сейчас я бы непременно унеслась бы в луга, просто от радости мчаться верхом. Подставила бы лицо солнцу, прикрыла глаза и полетела на своем жеребце куда глаза глядят. Я могла ощутить наяву: плодородную почву, сжатую в кулаке, прогулку верхом с прыжками через изгородь и скачкой по лугам.
Я спрыгиваю с лошади. Возвращаю ее обратно в стойло. По пути до свой машины я думаю о Викторе, я чувствую полую область в центре моей груди. Мои эмоции в полном беспорядке. Прошла целая неделя с того момента когда я в последний раз его видела. Я приходила каждый день в кафе в надежде увидеть его снова. Но его не было. В моей голове вспыхивает образ, наполненные его улыбкой, когда он трогал мои волосы, его голос.
Я паркую свою машину в гараже, но я не поднимаюсь в квартиру. Одна из лучших сторон жизни в большом городе — это то, что всегда поблизости есть место, которое открыто, чтобы пойти куда-нибудь, где есть люди.
Я встаю и направляюсь к себе домой. Солнце светит высоко и жарко, воздух пахнет песком и плавящимся асфальтом. Я перехожу улицу и открываю дверь. Гул от разговоров стихает, пока я стою у двери, и десятки знакомых дружелюбных лиц осматривают меня.
Большинство людей в этой комнате знают меня. Заставляю себя вежливо улыбнуться, кивая и коротко махая в знак приветствия, прохожу мимо столиков, спокойным шагом отправилась к себе.
Сумку бросила в угол комнаты, достала альбом для рисования и села на кровать. Я хотела запечатлить на бумаге образ Виктора. Сначала я наносила штрихи карандашом, а потом растушевывала их пальцем. Я хотела
быстро закончить набросок, добавив ещё несколько штрихов. Я рисовала самозабвенно. На бумагу ложились дерзкие, уверенные линии. Один набросок стремительно следовал за другим. Но тема не менялась. Все это были портреты одного и того же человека, только в разных позах.
Я рисовала Виктора сидящим, как тогда в Кафе, идущим, опустившимся на колени, когда он стоял возле меня с протянутой рукой. На всех рисунках он был изображен одетым, но без пиджака, что позволяло дать намек на мощные мускулы, которые я никогда не видела. Как мне хотелось увидеть его без одежды — и изобразить обнаженным…
Его тело я обозначала лишь несколькими сильными, простыми штрихами, не в состоянии сосредоточиться на нем. Но зато лицо на каждом из портретов вырисовывала с предельной тщательностью. И везде у Виктора было одно и то же выражение. То, которое я видела в последний момент, — нежное, сочувствующее и вместе с тем слегка порочное.
=3=
Виктор
Кровь стекает по нижней губе на пол, оставляя след, похожий на длинную полоску алой краски. Я копил ее во рту, пока она сама не начала вытекать наружу, — сплевывать чертовски больно.
— Пожалуйста, — молю я дрожащим голосом, меня трясет от страха.
Я стою на коленях на полу на кухне, меня всего колотит, руки связаны за спиной. Колючая веревка врезается в кожу. Он плохой человек.
— Ты умоляешь меня, щенок? — рявкает он, и ремень снова опускается на мою спину.
Я зажмуриваюсь, сжимаюсь от боли, лопатки горят огнем. Закрыв рот, стараюсь не издавать звука дышу носом, пока жжение не отступает.
— Как ты посмел забрать то, что принодлежит только мне — его ремень снова опускается на мою спину.
Фил. Его лицо всплывает в моей памяти, и я прячусь в тех уголках своего сознания, где есть он. Мой старший брат.
Он хватает меня за волосы и резко отводит мою голову назад, чтобы я посмотрел ему в глаза. Кожу под волосами пронзает боль.
— Ещё раз попытаешься спрятать от меня свою сестру, я убью ее и тебя. — цедит он сквозь зубы, и у меня сводит желудок от приступа тошноты. — Ты меня услышал? — кричит он.
Я пытаюсь сдержать слезы, и каждый нерв на моем лице сводит от боли.
Господи, она же еще совсем ребенок! Я моргаю, пытаясь отогнать слезы. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Моя мать сидит за стол с безумной прической. Эти двое явно под наркотой и не обращают никакого внимания на то, что происходит с двумя беспомощными детьми.
— Ну что скажешь? — Приятель моей мамы кладет ладони ей плечи. — Как же нам научить твоего мальчика манерам?
Я вздрогнул и проснулся. Кровь глухо пульсировала в затылке и в голове. На плече блестела капля пота. Моргнув, я постепенно начал различать знакомую обстановку, стены.
Все в порядке. Я тяжело дышал. Их здесь нет. Это был просто сон.
Я дома.
Веки казались до жути тяжелыми, но я сел в кровати и поспешно осмотрелся. Утренний свет врывался в окно, слепящий, как луч прожектора, и я поднес руку к лицу, чтобы прикрыть глаза.
Я сделал долгий выдох и снова набрал воздуха в грудь, пытаясь немного замедлить пульс, а сам продолжил инспектировать комнату. Только описав полный круг, мои глаза наконец остановились на выпуклости под одеялом рядом со мной. Пытаясь не обращать внимания на похмельную боль между глаз, я приспустил одеяло, чтобы посмотреть, кого я по глупости — или по пьяни — оставил у себя дома на всю ночь.
Чудесно.
Еще одна гребаная блондинка. Блондинки были мне не по вкусу. Ничего особенного или хотя бы сколько-нибудь интересного. Чересчур правильные.
Глаза ее были закрыты, и дышала она легко и ровно. Я отвернулся от женщины и прошел по зеленому ковру к раздвижным дверям на маленький балкон. Прохладный воздух трепал мои волосы и обдувал его, но я не замечал холода.
— Ну и что ты думаешь?
Девушка подошла ко мне сзади и обняла за талию. Ее голые груди отделяла от моей спины только тонкая ткань платья.
— О чем?
— Ты вчера говорил о моем переезде. Я думала что понравилась тебе.
Я повернулся и посмотрел на девушку.
— А чего ты это взяла?
Она надула губы.
— Ну как? Ты вчера сам сказал.
— Это было до того, как я тебя трахнул или после?
