— Я раб! Ваш раб, господин! Самый верный и самый преданный из возможных. И ваша жизнь для меня в тысячу раз важнее моей собственной! А как вы к ней относитесь? Отправляетесь по чужим землям, в одиночку, отпустив охрану. И тут же нарываетесь на дикого зверя! Да, не спорю, боги любят вас и в очередной раз спасли, но чтобы было, если бы этого доблестного воина не оказалось поблизости? А если бы он оказался не таким доблестным и побежал в другую сторону? Или же просто бежал чуть медленнее? Да и вместо быка на вас могла напасть шайка харвенских убийц! И что тогда?
Молодой воин стоял скрестив на груди руки и широко улыбался, смотря как его раб расхаживает вокруг туши животного, и загибает пальцы, перечисляя все возможные угрозы. Судя по внешности и хоть и слабому, но все же уловимому акценту, раб был с юга государства — из Арлингских городов или Мефетры. Скофе, который переминался с ноги на ногу, ожидая пока незнакомцы вспомнят о его существовании, он тоже казался знакомым. Проклятая память на лица опять его подводила. К своему большому несчастью он, то ли с рождения, то ли от частых ударов по голове, плохо запоминал людей. И вот и сейчас солдат был готов поклясться чем угодно, что уже видел этих двоих, но вот где именно и когда… нет, на эти вопросы его память не желала давать ответы.
— У меня же нет шансов тебя переспорить, правда?
— Ни малейших, мой хозяин. В вопросах вашей безопасности я был, есть и буду непреклонным. И даже если прямо сейчас сами боги спуститься с небес и поклянутся мне, что берут вас под свою защиту — я и тогда не успокоюсь. Вам надо взять за правило всегда и везде ходить с охраной. Всегда и везде! — раб ненадолго замолчал и еще раз огляделся, явно что-то ища глазами. — А где наши лошади, хозяин?
— Вот он распугал, — сказал его собеседник, указав на труп тура мечем.
— Распугал? Но как же так…. там же… на них же были все наши вещи, хозяин! Все….
— Твои свитки у тебя, Сэги? — перебил его молодой господин.
— Конечно, — несколько растерянно сказал раб, крепко прижав к себе сумку, словно испугавшись, что сейчас у него ее отнимут. — Я с ними никогда не расстаюсь, вы же знаете.
— Ну, вот и славно. А на тот хлам, что остался в сумках можешь плюнуть. Как и на лошадей.
— Но там же были… да и не по статусу вам приходить пешком, хозяин. Что подумают люди?
— Сэги, — вновь перебил его незнакомец. Голос мужчины зазвучал железными нотками. — Кажется, мы немного забыли, что не одни.
Сказав это, незнакомец повернулся к Скофе и крепко пожал ему руку.
— Я так и не успел тебя поблагодарить, солдат. Твое копье спасло мою жизнь. Я этого не забуду. Как тебя зовут, воин? Ты ведь из первой походной, верно?
— Всё так господин. Скофа Рудария, вторая десятка двенадцатого знамени первой походной кадифарской тагмы. Мы тут охотились неподалеку…
— Удачная оказалась охота, — незнакомец кивнул на лежавшего у его ног зверя. — Ну что же, будем знакомы. Этого говорливого раба зовут Сэгригорн…
— Но можешь звать меня Сэги. Так проще. Все равно вы, тайлары, так привыкли к своим коротеньким именам, что ленитесь лишний раз языком пошевелить.
— Ну а я…
Договорить он не успел. Позади в лесу послышался шум и на берег выбежали четверо взмыленных мужчин в красных солдатских плащах. Они тяжело дышали, и, судя по грязи на одежде, бежать им пришлось несколько дольше, чем Скофе. Но один их вид заставил сухие губы воина растянуться в широкой улыбке.
Первым показался Хмурый Фолла Варакия — крепкий мужчина среднего роста с окладистой бородой и короткими черными волосами, щедро тронутыми сединой. У него были маленькие глаза, нахмуренные брови и широкий сломанный в двух местах нос, а щеки его покрывали старые оспины. Вторым был Мицан Паэвия. Когда-то давно он слыл первым красавцем тагмы, но теперь его все чаще звали Мертвецом, и одного взгляда на этого человека хватало, чтобы понять, откуда взялось такое прозвище.
Его гладковыбритую голову, шею и руки покрывали уродливые шрамы от ожогов и порезов. Верхняя губа слева срослась неправильно, от чего сквозь образовавшуюся щель виднелись чудом уцелевшие зубы. Ноздри были порваны, а на месте правой брови начинался шрам, тянувшейся через дырку, на месте которой когда-то было ухо, до самого затылка. Все эти увечья он получил в самом начале войны, попав с отрядом разведчиков в плен. Скофа хорошо помнил как они, захватив очередную харвенскую деревушку, Криждань, нашли его привязанного к столбу. Израненного, обгорелого, с ободранной кожей, но все еще живого. А вокруг него на таких же столбах и кольях висело тридцать других воинов, так и не переживших пыток. Все они были изувечены — одним отрезали носы, губы или уши, других оскопили, а у одного, совсем еще мальчишки на груди вырезали быка — символ Тайлара.
Рядом с Мертвецом остановился Киран Альтоя — высокий, долговязый, с длинной, но жиденькой черной бородой, доходящей ему почти до середины груди. Хотя он был почти ровесником Скофы, в тагме прослужил значительно меньше, попав на службу лишь в девятнадцать. Киран был из сословия палинов, полноправных граждан, и род его занимался торговлей пряностями, владея тремя кораблями, ходившими между Кадифом и Белраимом. К этой же судьбе готовили и самого Кирана, но потом ряд неудач в лице штормов и пиратов лишили его семью сначала кораблей, потом денег, а потом и родного дома, вынудив юношу круто пересмотреть планы на жизнь. В их знамени он был самым образованным из солдат и если бы не его осторожность и услужливость, граничащая с робостью, то он давно бы стал командиром.
Последним и самым молодым из них, едва справившим свое двадцатилетие, был Лиаф Акрея — невысокий, но крепко сложенный парнишка, выросший на столичных улицах, которого в тагме часто называли Щепой. У него было широкое лицо, с наглым взглядом и неизменной полуулыбкой, обнажавшей два отсутствующих зуба. Последний год он безуспешно пытался отпустить бороду, но кроме пуха на верхней губе, с небольшой порослью на подбородке, так ничего и не добился.
Все четверо остановились и удивленно уставились на тушу мертвого тура, рядом с которой стояли Скофа и два незнакомца.
— Вот те на! Никак наш Бычок лесного быка забодал, — подошедший Мертвец хлопнул Скофу по плечу и присев на корточки, начал с любопытством рассматривать мертвого зверя.
Скофу всегда поражало, что все пережитое этим человеком совсем не повлияло на его характер. Мицан так и осталсявесельчаком и любителем дружеских колкостей. Скофа вспомнил, что когда-то он был красив, а его обворожительная улыбка в мгновение ока покоряла женские сердца. Теперь же женщины смотрели на него либо со страхом, либо с отвращением и даже не каждая шлюха соглашалась лечь с ним. Другой бы на его месте озлобился и замкнулся, но Мертвец продолжал жить с улыбкой, словно назло самой смерти и своим мучителям.
— Его молодой господин свалил, а я так, помог немного.
— Ага, вижу я твоё не много, — Мицан схватился за копье и с притворным трудом вытащил его из животного. — Ух, ну и загнал ты его, бычок, на целый локоть вошло. А зверь то здоровый какой попался… сколько такой весит, пудов тридцать, тридцать пять?
