Тут я складываю руки на груди, от чего ночная сорочка немного ползет вниз, и взгляд Жени предсказуемо устремляется в приоткрытую ложбинку. Он усмехается, облизывается и весь будто собирается, как животное перед прыжком.
— Мне оочень нужны твои шпильки… — Тут в его руке сотовый начинает отчаянно вибрировать, и он чертыхается. — Да? Да! Нет!
Я выдыхаю: как всегда не чувствую в себе силы чтобы противостоять его напористости, тестостерону, даже если чувствую себя правой. И потому выскальзываю из комнаты, прикрываю дверь, чтобы громкие разговоры не разбудили сына и спешу переодеться. К сожалению, у меня есть обязательства перед мужем, и потому, мне нужно следовать его указаниям, хоть и не всегда буквально…
* * *
Весь день проходит в бестолковой суматохе: посещение врача, консультация, побег в аптеку и обратно, кухонные дела, которые никто не отменял. Но чем больше я погружалась в дела, тем больше ощущала, что скоро должно что-то произойти. Что-то, что должно перекроить мою жизнь на ДО и ПОСЛЕ. Что-то, к чему я, как всегда, окажусь не готова…
Что-то, но что?!
В какой-то момент мне удается отключиться от этого гнетущего, странного ощущения, но, оказывается, рано…
— Тонь, чай сообрази нам с другом! — кричит Женя на весь дом, и Егорушка, только что уснув под мерную сказку, вздрагивает. Я приглаживаю его кудряшки и улыбаюсь тому ощущению, которое захватывает меня всегда рядом с ним: тепло, уют, спокойствие. Мне кажется, я, как мама, делюсь с ним этим чувством, и малыш снова засыпает, а я иду в комнату по зову своего мужа.
Вхожу в зал, и тут же чувствую, как мои ноги буквально превращаются в соляные столпы. Я не могу сделать и шага, повернуться, сбежать куда глаза глядят, провалиться сквозь пол.
Потому что время останавливается.
Земля перестает вращаться.
Льды становятся пламенем, а пламя — льдом.
Все меняется с ног на голову, и я гашу в своем сознании крик боли, чтобы он не прорвался в мою действительность.
Потому что я вижу ЕГО. Того, кто украл мое сердце, мою жизнь, сменил все оси координат и превратил меня в ту, кем я на самом деле не являюсь.
Кирилл собственной персоной, как призрак прошлого, сидит в моей гостиной и смотрит на меня округлёнными от удивления глазами.
Он втягивает воздух через ноздри, которые начинают трепетать, будто от ярости, и резко выдыхает сквозь сжатые зубы.
— Тонь, ну чё ты встала, как вкопанная? Сообрази чайку нам на двоих с какими-нибудь плюшками, — резко говорит Женя и поворачивается к своему собеседнику.
А у меня нет даже сил, чтобы что-то сказать, сделать. На автомате, будто робот, бегу в кухню, чтобы скрыться от этого проникновенного взгляда, который, мне кажется, может проникнуть рентгеном мне в душу, вывернуть все мои внутренности наизнанку и нанизать их на иглы себе на потеху.
Дрожащими от волнения руками ставлю чайник, достаю сахарницу и вдруг осознаю, что не понимаю, что сейчас делаю. Совсем. Будто какой-то другой человек стоит у меня в кухне и пытается выполнить простейшие движения, но это точно не я.
Я коротко вздыхаю, прижимаю руку ко рту, чтобы не завизжать, не выдать своим бессильным криком злости на весь мир, ужаса от того, что Кирилл каким-то образом нашел меня, и теперь мое прошлое встретилось с моим настоящим…
И вдруг…
Чувствую, ЭТО.
Как всегда, я ощущаю каким-то шестым чувством, на грани предвидения, что ОН оказывается где-то рядом.
Резко оборачиваюсь и убеждаюсь: все так, мой радар, настроенный на Кирилла, Дикого, как его величают друзья и недруги, и в этот раз, даже спустя четыре года, не подвел меня.
В проеме двери, холодный, словно глыба льда, далекий, как черная дыра в космосе, и притягательный, стоит дьявол, кошмар из моих снов.
— Ну как дела, родная? Скучала по мне? — говорит он и шагает в мою сторону.
Глава 3Смотрю на него во все глаза и понимаю, что он сильно изменился за то время, что мы не виделись. Почти четыре года. Эти месяцы хорошо сказались на нем, и мое сердце колет иголкой странного сожаления, неуместного, неверного. Это давно не мой мужчина и мне должно быть все равно, как он выглядит и что из себя представляет сейчас…но отчего-то…
В нем нет напускного нахальства, бравады, звериной, необузданной, за что его назвали Диким. Сейчас это — уверенный, даже слишком уверенный в себе молодой человек, на дне глаз которого таятся все тайны мира, которые не подвластны никому, особенно мне.
— Не скучала, — гордо вскидываю подбородок вверх. Вижу, как его темные глаза распахиваются от удивления, и тут же снова ехидно сужаются. Он следит за мной, как кот за мышью, понимая, что мышь только демонстрирует напускную уверенность — ее нет и в помине. Однако эту часть я должна сыграть до конца. Мне не в первый раз притвориться тем, кем я не являюсь.
— Совсем? — в его голосе звучит скрытая угроза, и у меня по спине ползет липкое предчувствие беды. Кирилл делает шаг вперед, и я в страхе отшатываюсь, впечатываюсь в угол кухонного гарнитура.
— Зачем ты здесь? Что тебе нужно? — стараюсь смотреть на него глаза в глаза, чтобы не показать, не продемонстрировать свою неуверенность.
— А что, если я скажу… — Кирилл делает обманное движение, будто бы с ленцой, и тут же перетекает с грацией хищника из другого конца комнаты, оказываясь прямо передо мной. Ставит руку на столешницу, опираясь на нее, вторую засовывает себе в карман и угрожающе нависает надо мной со всей громадой своего веса, роста…Меня обдает забытым ароматом его мужского естества — запахом молодого мужчины, чистого тела, вкусного будоражащего парфюма с нотками кедра, заметным, но не бьющим наотмашь сигаретным духом, — такой забытый, но все также влекущий аромат…
Я наклоняю голову чуть вбок, чтобы не смотреть ему в глаза и не находиться в такой опасной близости от его запретных, полных и чувственных губ.
Кирилл проводит носом по линии щеки, от виска к подбородку, но не прикасается, а будто впитывает мой личный запах, и сейчас особенно сильно напоминает хищника, льва, который определяет свою добычу, решает, что будет с ней делать, и от этого мое сердце снова начинает стучать невпопад.
— Если я скажу, — он понижает голос до шепота, добавляет хрипотцы, от которой мне хочется растечься ему под ноги бесформенной массой. — Что пришел забрать кое-что свое?
От его последних слов я вздрагиваю. Черт. Черт! Черт?!
Пришел забрать свое?!
Откуда он..?!!!
Господи!
В голове проносится миллиард мыслей, одна другой мрачнее.
Резко откидываюсь назад, неловко провожу рукой по столешнице и задеваю сахарницу своей холодной ладонью. Фарфор откликается и сахарница тут же летит на пол. От этого странного звука мы оба вздрагиваем и на нас снова будто бы обрушивается реальность — словно кто-то прибавил свет, звук и яркость в комнате, в которой только что мы находились вне времени и пространства…
