Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 203
– Эй, ты долго там собрался возиться? Заканчивай давай, мне еще ужин на всю вашу братию готовить, – недовольно окрикнул его уже покончивший со своей трапезой кок. Эдвард стиснул мокрую тряпку побелевшими пальцами и хрипло ответил:
– Одну минуту, мистер Хоу.
– То-то же. Добро бы хоть мыл как следует, а то… – проворчал тот, гремя посудой. Смягчившись, порылся в одном из ящиков, стоявших у стены, и протянул Эдварду кусок вяленого черепашьего мяса: – На вот, держи. Опять, небось, без ужина останешься ведь…
– Благодарю, – с отвращением к самому себе принимая новую подачку, кивнул Дойли. Ее он, завернув в вытертый и потерявший всякий вид носовой платок, сразу же отправил за пазуху, к сухарям: во второй раз Макферсон вполне мог и отправить его в карцер, куда уже пару раз побывавшему там человеку совершенно точно не захотелось бы.
Слава Богу, на этот раз боцман ничего не заметил – или просто сделал вид, что не заметил: в сущности, он вовсе не ненавидел Эдварда и никогда не стремился как-то намеренно ухудшить его положение – разве что по прямому приказу капитана. Стоило бывшему офицеру опрокинуть за борт ведро с грязной водой и зачерпнуть свежей, как Макферсон без долгих речей отправил его в помощь Дэнни, Питеру и Эйбу – матросам, проверявшим припасы, вынесенные из нижнего грузового отсека, где разглядеть их качество при слабом свете фонаря не представлялось возможным.
Эдварду, разумеется, досталась самая тяжелая и неприятная работа – таскать мешки с уже осмотренными продуктами обратно вниз – но он уже не только свыкся с таким положением вещей, но и втайне радовался ему. В трюме он оставался хотя бы ненадолго один и получал возможность сделать то, о чем в последние месяцы думал практически все время, пока был трезв.
В одной из облюбованных им бочек с крепким, ничем не разбавленным ромом Дойли заранее просверлил отверстие, которое заткнул куском пробки, получив возможность почти незаметно наслаждаться заветным напитком в любой удобный момент.
Огненная жидкость восхитительно обожгла язык и небо, знакомой терпкой горечью коснулась горла, но Эдвард, всхлипнув, с трудом заставил себя отстраниться: нельзя, чтобы матросы почувствовали запах рома. Сперва… сперва отнести все мешки. Или нет, просто отпивать каждый раз по глотку… сегодня у него снова ночная подвахта, там можно будет и поесть, а сейчас – ром!
– Эй, Неудачник, где пропадал? Держи, не растряси – мешок больно хлипкий! – предупредил его Питер, наиболее дружелюбно к нему настроенный матрос из той самой троицы, стоило Эдварду, слегка пошатываясь от усталости и выпитого на голодный желудок, подняться наверх по скрипучей лестнице. Кажется, тайком от этих людей урвать немного рома будет несложно; и обрадованный этой мыслью Дойли почти бегом вновь отправился вниз.
Относя последние мешки, он уже был уверен, что его никто не хватится, так что удастся попировать вволю: те трое, сходу направившись в кубрик отдыхать, даже не заметили его отсутствия. Теперь, рассмотрев забракованные припасы, которые следовало уничтожить в первую очередь, начиная с сегодняшнего ужина: отвратительно пахнувшую солонину, кишевший личинками горох, бочку рома, имевшего странный и неприятный вкус – Эдвард был даже рад своему наказанию, избавившему его от необходимости их поедания.
Пить тайком из общей бочки было для него неимоверно сладостно вовсе не из–за блаженного состояния опьянения: ром сильно горчил и обжигал горло, хотя и снимал уже с месяц привязавшееся на трезвую голову ощущение тупой тяжести в затылке. Впервые почувствовав такое, Эдвард даже испугался и сгоряча зарекся пить, но потом страх почти сразу же прошел, а отвратительный вонючий корабль – то, с чего он когда-то начинал и к чему в итоге вернулся – никуда не делся, и казалось бессмысленным пытаться стать лучше, когда вокруг все равно ничего от этого не изменилось и не изменится… И тогда он начал пить снова – в глубине души радуясь мелкой и подлой радостью оттого, что может хоть как-то отомстить всем остальным: издевавшимся над ним матросам, Джеку, даже не пытавшемуся скрыть свою ненависть к нему, когда-то отчаянно завидовавшим ему другим офицерам – богатые и знатные, знали ли они, что, получив когда-то первое серьезное повышение, он вовсе не радовался ему, а лихорадочно размышлял о том, где взять денег на офицерский патент?
Тогда все обошлось, необходимую сумму он смог собрать, заняв денег у всех старых знакомых – и после еще полтора года, соблюдая строжайшую экономию, по частям отдавал их – и работал, трудился что есть силы, стремясь к своему заветному идеалу…
Мэри Фостер была дочерью одного из влиятельнейших людей на Бермудских островах, несколько раз назначавшегося временным губернатором сэра Джосиаса Фостера – но даже будь ее отец одним из сотен переселенцев из Старой Англии, отправившихся в Новый Свет в поисках лучшей жизни, Эдвард все равно никогда не смог бы выбросить из памяти ее светлый и незабываемый образ. Было в этой девушке то, что сразу отличало ее от всех прочих женщин, куда более важное, чем яркие голубые глаза, золотистые волосы и не тронутая солнцем фарфоровая кожа: уверенность и удивительное спокойствие, с которыми она шла по жизни, ее бесстрашие, ее необыкновенная душевная сила, щедро даримая всем, кто ее окружал. Тогда еще бывший капитаном Дойли, конечно, понимал, что ему ни за что не стать мужем подобной девушки – да он и сам не посмел бы о таком задумываться, не имея возможности дать ей все, что она пожелала бы.
Он был уверен, что пройдет три, четыре месяца – и Мэри непременно выйдет замуж; но спустя год Эдвард получил звание майора, а мистер Фостер даже не заговаривал о свадьбе дочери. Конечно, ему некуда было торопиться: Мэри едва минуло шестнадцать, она вполне могла радовать дом отца своим присутствием еще несколько лет – но Эдвард отчаянно спешил, боясь, что кто-нибудь опередит его. И раньше крайне ревностно относившийся к своим обязанностям – как все люди, многого добившиеся лишь своим трудом, он был честолюбив и в глубине души всегда мечтал о карьере в Лондоне – он вовсе с головой ушел в решение воинских вопросов и всеми правдами и неправдами добился–таки спустя два года звания подполковника и значительной прибавки к жалованью.
Весь мир, казалось, лежал у его ног, когда он, не веря своему счастью, летел в дом теперь уже претендовавшего на должность постоянного губернатора Фостера – и сперва подумал, что попросту сошел с ума, услышав тихий, но решительный ответ девушки:
– Благодарю вас, мистер Дойли. Поверьте, я очень ценю ваши чувства и навсегда останусь вашим преданным другом, но я… Я уже обещана другому.
– Кому?!.. – тогда с трудом выговорил он, слепым безумным взглядом впиваясь в ее прекрасное лицо. Любая другая девушка испугалась бы его в такую минуту, но Мэри лишь упрямо поджала губы, без слов прося его уйти – и Эдвард знал, что за все блага этого мира она не открыла бы ему имени его счастливого соперника.
В тот вечер он впервые в жизни напился по–настоящему.
Последующие месяцы Дойли помнил смутно. Конечно, он чувствовал, что катится в бездну, и искренне удивлялся, почему остальные терпели так долго: и его непрерывные опоздания на службу, и абсолютное равнодушие к делам, и то, что нередко при разговорах как с подчиненными, так и с начальствующими он совершенно перестал сдерживать себя, еще и порой будучи при этом пьян – все это, разумеется, требовало от них какой-то реакции.
Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 203
