– Вы шутите? Я не против… но вы же сами видите… как тут… И потом… ответьте, пожалуйста… Вы же не случайно оказались здесь? Что вас привело ко мне?
– Ксения выбрала тебя.
Ксения вдруг стала очень серьёзной, вскочила и тоже подошла к окну.
– Генрих, я не уверена, что… Я боюсь.
– Если есть страх, значит, ты на верном пути, – спокойно ответил он ей. – Уверенно иди навстречу страху, в самый страх.
Она помедлила и, окинув меня странным, напряжённым взором, вернулась к столу. Глотнула вина.
Я вновь обратился к Генриху.
– Ничего не понимаю. Что значит «выбрала» меня?
– Это значит, что она пожелала быть с тобой. Как женщина. Этой ночью, а завтра утром мы уезжаем в другой город.
– Вы… меня разыгрываете?.. То есть… я хотел спросить, зачем вам это надо? Я всё равно ничего не понимаю…
Мой разум, окончательно запутавшись, отказывался верить в то, что услышали мои уши. Да и как поверить? То есть, получается, что этот вот респектабельный господин, с виду вполне нормальный, привёл ко мне свою очаровательную молодую жену, тоже с виду нормальную, чтобы она со мной переспала? Да бред! Или розыгрыш. Или я сплю.
На всякий случай, чтобы ощутить реальность под своими ногами и вокруг себя, я тоже встал и походил по комнате.
Генрих, терпеливо наблюдая за мной, ждал, когда я перестану ходить из угла в угол. И как только я остановился, он сказал:
– Ну, это больше тебе надо. Можешь считать это лучшей сделкой в своей жизни. Тебе – соитие с невероятно красивой женщиной и после этого такая удача в жизни, что через год ты себя просто не узнаешь. Впрочем, мы все обретём нечто, но это тайна, которую нельзя говорить.
Я повернулся к Ксении.
– Скажите, ваш муж шутит?
– Нет, мы совершенно серьёзно, – на её лице вновь появилась улыбка. – Скажи, когда будешь готов. И, пожалуйста, используй вот это.
Она достала из дамской сумочки маленькую коробочку красного цвета с надписью на английском «The Secret of Life» и положила её на стол.
Я открыл коробочку. Там лежали три презерватива в бумажной упаковке с той же надписью и того же цвета.
– Я готов, – полушёпотом проговорили мои губы, как чужие.
Ксения сразу же поднялась и направилась за занавеску.
Я вопросительно посмотрел на Генриха.
Генрих закрыл форточку, взял стул и, поставив его возле кровати, сел.
– Да, я буду здесь, конечно, – без тени смущения объявил он.
Из-за занавески Ксения вышла голая и легла на кровать. Я тоже стал раздеваться, но Генрих остановил меня.
– Подожди, Ян. Прежде скажи, чем ты хочешь заняться в своей жизни? Каким делом? Есть ли у тебя какая-нибудь мечта?
– Да, часто мечтаю быть писателем, – ответил я, не поворачивая к нему головы, всё моё естество было обращено к Ксении, к её телу.
– Тогда опиши эту женщину, – он указал на Ксению. – Подойди к ней поближе и расскажи о ней.
Я подошёл к ней и стал описывать.
– Она очень красивая… У неё глубокие тёмно-карие глаза, взгляд тёплый, ласковый, немного игривый, смешливый, что ли… Ресницы чёрные, из-за чего такая… вроде… жгучесть в глазах искрится. А волосы, напротив, светлые, прямые, с кудряшками на концах… Чёлка спадает на лоб… Между бровей две чёрточки, это от того, что хмурится… или думает много… Носик маленький, чуть вздёрнутый. Губы полные, чувственные, улыбчивые. Когда она улыбается, то видны сильные, белые зубы. Ямочка на подбородке…
Чем больше я говорил, тем больше входил во вкус. Генрих очень внимательно слушал меня. А Ксения с улыбкой закрыла глаза.
– Лицо немного вытянутое, чётко выражены скулы, а щёки впали немножко… В ушах серьги кольцами, они ей очень идут. Кожа на шее на вид очень нежная… слегка трепещет во впадинке у основания, а на теле то словно бархатная, то ерошится пупырышками… Это либо от холода, либо от того, что называется возбуждением…
– Это не от холода, – подала голос Ксения.
– …особенно на руках. Пальцы на руках тонкие, женственные… на мизинце правой руки шрамик небольшой…
Ксения засмеялась.
– Собака в детстве цапнула!..
– Грудь и не маленькая, и не большая, на левой… около соска… родинка, тёмная и крупная. Соски сильные, выглядят твёрдо, будто кнопка на дверном звонке. Даже хочется позвонить…
– Ну, позвони, – Ксения открыла глаза и перестала улыбаться.
Я аккуратно нажал на ближний сосок – «позвонил». Твёрдый. И затем провёл рукой по животу, остановившись в самом низу, возле полоски интимных волос.
Ксения раздвинула ноги, чтобы я мог лучше видеть её «там». Она сделала это непринуждённо и совершенно без стыда, так просто, как если бы показала мне свою ладонь, а не…
– Мне трудно говорить об этом…
Я на мгновение отвёл глаза и помолчал, собираясь с мыслями.
– Никогда не видел это вот так. И, пожалуй, не смогу описать так же, как всё остальное. Но позвольте мне сказать иначе. В общем, что ли… Я вижу женское место. То, что открывает человеку этот мир. То, чего этот мир одновременно и стыдится, и боготворит. Презирает и вожделеет. То, что приносит жизнь и любовь. То, из-за чего убивают и идут на смерть. Я думаю, это самое ужасное и самое прекрасное место человечества…
– Хорошо, – остановил меня Генрих. – В целом, ты справился. А теперь действуй.
– Как? – спросил я его.
Но он мне не ответил. Возникла неловкая пауза, которую сняла Ксения.
– Так, как ты этого хочешь.
– Тогда… можно я потрогаю вас?
– Да, трогай, – и она опять закрыла глаза.
Я, волнуясь и боясь собственной наглости, слегка прикоснулся к кучерявинкам интимных волос, пробежал указательным пальцем по кромке половых губ, – добавив к указательному средний, медленно раздвинул их и двумя пальцами погрузился во влажное лоно. Ксения вздрогнула. И вдруг я, сам того от себя не ожидая, опустился на колени и со страстью поцеловал её туда. Там она была нежна, как кожица нектарина, горяча и солоновата, как слеза, и пахла свежестью талого январского снега.
Генрих встал и отошёл к окну. Открыл форточку. Закурил, молча поглядывая на меня.
Я тоже встал, снял брюки и трусы, надел презерватив и овладел его женой. Она всё это время казалась мне неподвижной и немой – и только в самом конце, когда меня сотрясла хлынувшая струя семени, точно ожила.
– Всё хорошо, – улыбнулась она. – В следующий раз не торопись, Ян. Будет ещё лучше. А пока полежи рядом со мной.
Я лёг рядом с ней, и мы просто лежали вот так, на спине, плечо к плечу, до того, как ко мне вновь не пришло крепкое желание. Увидев это, она перевернулась на живот.
