Доброе сердце — это вовсе не мальчишеская черта.
Саймон может проявить этакую небрежную щедрость натуры, но только в том случае, если ему это ничего не стоит. Патрик же был из тех добрых людей, которые снимут с себя последнюю рубашку.
— Зря мы, наверно, разрешили захоронить тело там, где его выбросило море, — грустно сказала Беатриса. — Его похоронили, как нищего.
— Но Беа, это тело пробыло в воде несколько месяцев. Нельзя было даже определить, мальчик это или девочка! И это так далеко отсюда. Туда выбрасывает всех утопленников с атлантического побережья. Зачем терзать себе душу, думая, что…
Нэнси растерянно умолкла.
— Да-да, ты совершенно права, — взяв себя в руки, твердо сказала Беатриса. — Не надо давать волю мрачным мыслям. Налить еще кофе?
Наливая кофе, Беатриса решила про себя, что как только Нэнси уйдет, она отопрет ящик в своем письменном столе и сожжет эту несчастную бумажку — последнюю записку Патрика. Хотя она не доставала и не перечитывала ее уже несколько лет, у Беатрисы не поднималась рука уничтожить эту последнюю память о Патрике. Какая чушь! С тем же успехом можно сказать, что это память об отчаянии, которое водило его рукой, когда он писал: «Простите меня, но я больше не могу. Не сердитесь. Патрик». Да, надо достать записку и сжечь ее. Конечно, от этого его последние слова не сотрутся из памяти, но тут уж ничего не поделаешь. Они навсегда запечатлены у нее в сердце. Округлые буквы, тщательно выведенные его любимым вечным пером. Весь Патрик тут — просит прощения за то, что решил расстаться с жизнью.
Нэнси, которая видела по лицу Беатрисы, что ту одолели горькие мысли, сказала как бы в утешение:
— Говорят, если человек бросается в воду с большой высоты, он тут же теряет сознание.
— Я не думаю, что он бросился в воду с утеса.
— Да? — ошеломленно отозвалась Нэнси. — Но ведь записку нашли наверху. То есть куртку с запиской в кармане. На вершине утеса.
— Ну и что же? Рядом тропинка, которая ведет вниз.
— Так что же, по-твоему, произошло?
— Я думаю, что он уплыл в море.
— То есть плыл, пока не выбился из сил и не утонул?
— Да. Когда Билл с Норой доверили мне детей, а сами уехали отдыхать, мы несколько раз спускались по этой тропинке и устраивали пикник на берегу моря: купались, фотографировались. И как-то раз Патрик сказал: «Самый лучший способ умереть (по-моему, он даже сказал: «прекрасный способ умереть») — это заплыть далеко в море, так далеко, что не будет сил вернуться». Он сказал это так спокойно, как будто размышлял на отвлеченную тему. А когда я заметила, что все равно придется тонуть, и это совсем не легкая смерть, он ответил: «К тому времени так устанешь, что будет все равно. Просто уйдешь под воду». Он очень любил море и воду.
Беатриса помолчала, потом впервые высказала вслух мысль, которая мучила ее все эти годы:
— Я все время думала: а вдруг, когда у него уже не оставалось сил плыть, ему захотелось жить?
— О нет, Беа, не надо!
Беатриса искоса глянула на красивое лицо Нэнси.
— Да, нет смысла травить себе душу. Забудь, что я говорила.
— Теперь мне уже непонятно, как я могла столько лет о нем не вспоминать, — с удивлением проговорила Нэнси. — Когда загоняешь страшные мысли в подсознание, самое ужасное, что они потом оттуда выскакивают свеженькие, словно из холодильника. Они не успевают покрыться налетом забвения.
— По-моему, многие уже забыли, что у Саймона был брат-близнец, — сказала Беатриса в оправдание Нэнси. — И что Саймон не всегда был наследником. Во всяком случае, с тех пор как зашел разговор о праздновании совершеннолетия Саймона, никто ни словом не обмолвился о Патрике.
— А как ты думаешь, почему Патрик не смог пережить гибель родителей?
— Понятия не имею. Я ничего такого не замечала. Конечно, поначалу все дети чуть с ума не сошли от горя. Ходили как убитые. Но все как будто горевали одинаково. Патрик ничем не выделялся. У него был какой-то оглушенный вид. Но отчаяния я в нем не видела. Как-то он меня спросил: «Я теперь правда хозяин Лачета?» Казалось, это просто не умещалось у него в сознании. Саймона, помню, это раздражало. Саймон уже тогда блистал талантами и умом. Мне кажется, что Патрика придавила эта тяжесть — остаться без родителей и еще оказаться хозяином Лачета. Видимо, у неге не хватало сил вынести угнетавшую его ответственность, и он решил… уйти.
— Бедный Патрик! Как я могла его забыть!
— Пошли, я дам тебе яйца. И не забудь сообщить мне адрес Алекса. Нельзя же, чтобы кто-то из Ледингемов остался без приглашения.
— Я его обязательно разыщу и позвоню по телефону. Как твоя новая горничная, хватит у нее мозгов правильно его записать, если тебя не будет дома?
— Кто ее знает.
— Я ей продиктую по буквам. И не забудь, что в театре он известен как Алекс Лодинг. — Нэнси взяла корзинку с буфета. — Интересно, приедет он или нет? Давно уж он здесь не показывался. Сельская жизнь ему не по вкусу. Но вряд ли он оставит без внимания такое событие, как совершеннолетие Саймона.
ГЛАВА 3
Алекс Лодинг действительно не оставил без внимания это событие, но внимание его приняло весьма своеобразную форму. Примерно в то время, когда Беатриса спрашивала у Нэнси его адрес, он прилагал энергичные усилия, чтобы это событие не состоялось вовсе. Правда, не очень успешно.
Дело происходило в ресторанчике «Грин мэн». Алекс сидел за столиком с неким молодым человеком. Собственно, его можно было бы назвать юношей, даже мальчиком, если бы не его немногословие и сдержанность, которые отнюдь не свойственны очень молодым людям. На столике стояли тарелки с остатками обеда.
Искоса поглядывая на юношу, Лодинг налил себе кофе и положил в него три ложки сахару. Молодой человек крутил перед собой почти пустую кружку из-под пива, причем не машинально, а, видимо, совершенно сознательно.
— Ну как? — наконец спросил Лодинг.
— Нет, я не согласен.
Лодинг отпил глоток кофе.
— Совесть не позволяет?
— Я же не актер.
Слова эти, хотя и произнесенные совершенно бесстрастно, задели Лодинга.
— Вам не потребуется изображать какие-то чувства — если вы говорите об этом. Симулировать родственную любовь. Разве что проявлять тепло в отношении тетки, которую вы не видели почти десять лет — да и то не столько тепло, сколько учтивость.
— Нет.
— Послушайте, юный кретин, я предлагаю вам состояние!
— Половину состояния. И вы ничего мне не предлагаете.
— Что же я, по-вашему, делаю?
— Втягиваете меня в аферу, — ответил юноша, не поднимая глаз от кружки из-под пива.
— Ну допустим, я вас втягиваю в аферу, если вам так угодно это называть. Но разве это не великолепная идея?
