— Не слишком ли много чести для твоего хозяина? — насмешливо и гневно спросил он. — Ох, распустил колдун слуг, раз они в присутствии короля смеют так языком махать!
— Я говорю то, что мне приказано говорить, — спокойно поклонился старик. — И пусть государь не беспокоится о свите: о ней позаботятся...
Король хмуро и сосредоточенно размышлял, поглядывая на темный дверной проем. Створки дверей были похожи на челюсти капкана.
Белокурый спутник короля украдкой бросил на Нуртора удивленный взгляд. Зная нрав своего повелителя, он ожидал куда более бурного развития событий. Король давно уже должен был рассвирепеть и приказать, чтобы дерзкого колдуна вытащили за бороду во двор. Да и для языкастого слуги нашлось бы подходящее наказание...
А государь стоит и раздумывает — занятие не совсем привычное для любого из Вепрей, а уж для Нуртора и подавно...
— Ладно, — сказал вдруг король мирным голосом. — Попробую играть по правилам, которые предлагает этот маг. Но горе ему, если все окажется глупой комедией!
— Государь! — встревожился белокурый щеголь. — Ты не можешь пойти один в это проклятое логово!..
— Это не логово, Аудан, — отозвался король чуть потеплевшим голосом. — Это замок, где мы с тобой частенько бывали в юности.
— Тогда он был в руках благородного, честного и надежного Хранителя! — вздохнул Аудан. — Человека, смерть которого была для меня таким же горем, как и для моего государя! И мне больно думать, что в замок этот вполз подозрительный и опасный колдун, который явился неизвестно откуда и заморочил всех при дворе своим длинным грайанским языком... ничего, кстати, еще не сделав... И теперь это — логово!
— Выходит, я по глупости позволяю разным проходимцам селиться в замках, принадлежащих короне? — рявкнул, багровея, Нуртор. — Здесь кто-то смеет поучать короля?! Не забывайся, Аудан! Ты, конечно, Правая Рука, но запомни: чтобы указывать мне, сначала тебе придется спихнуть меня с трона и плюхнуть на этот трон свою собственную задницу!
Белокурый придворный склонил голову в знак покорности, но вообще-то принял выволочку невозмутимо: ему было не привыкать. Тяжелый нрав Нуртора Черной Скалы вошел в поговорку. И лишь один человек в Силуране мог сохранять хладнокровие рядом с разгневанным государем. Более того, Аудан Гибкий Лук из Рода Риавар был единственным, кто осмеливался высказывать свое мнение и даже спорить с королем, упрямым и своенравным, как и любой Сын Клана Вепря. Воспитанный вместе с Нуртором, игравший и дравшийся с ним в детстве, Аудан мог бы, пожалуй, считаться даже другом короля, если допустить, что Нуртор вообще мог бы быть кому-нибудь другом...
Выждав, когда утихнет гневный рев, Аудан спросил вкрадчиво:
— Могу ли я хотя бы нести факел, чтобы осветить дорогу моему повелителю?
— Путь государю, — почтительно вмешался слуга, — озарит иной свет. Не жалкий факел в человеческих руках... пусть даже в руках столь достойных, — поспешил он поклониться возмущенному Аудану, — а огни, что загораются лишь для тех, кто не таит в душе страха... а отвага Вепрей известна всем!
Это были именно те слова, которые могли подтолкнуть колеблющегося короля.
— Ждите меня здесь! — властно бросил он и перешагнул черный порог.
И тут же по обе стороны длинного коридора сами собой вспыхнули свечи в высоких бронзовых шандалах.
За спиной раздались изумленные и испуганные голоса. Свита тревожилась за государя, но никто, даже Аудан, не рискнул нарушить прямой приказ Вепря. Это означало бы подписать самому себе смертный приговор.
На миг король остановился, свирепо засопел — и решительно двинулся по коридору.
С раздражением и недоверием оглядел Нуртор сводчатый зал, освещенный лишь пламенем большого очага. По стенам, задрапированным тяжелыми тканями, ползали бесформенные тени. Кое-где из драпировок, как из засады, выглядывали полки, с которых на короля пялились траченные молью звериные чучела. На широком столе тихо светились странной формы стеклянные сосуды и тускло поблескивали непонятные железяки, похожие на орудия пыток.
Мертвые черные светильники, на цепочках спускавшиеся с потолка, походили на злобных птиц, парящих в полумраке. Нуртору хотелось взмахом руки отогнать их прочь.
Король помнил этот зал иным. Помнил веселую пляску факельных огней, стол, уставленный яствами, суетящихся слуг; помнил ленивых и ласковых собак, развалившихся под ногами гостей; голоса бродячих певцов, тонущие в хохоте и криках пирующих.
Хорошо было здесь при жизни прежнего Хранителя замка. Весело, тепло... да, именно тепло! Не пробирал вошедшего ледяной холод вдоль позвоночника, не глядели недобро узкие окна, как враждебно сощуренные глаза... огонь в очаге не напоминал о погребальном костре... не заползал во все углы странный, едкий, ни на что не похожий запах, мерзость какая-то...
Единственное, что осталось в зале от прежнего убранства, — это пышные драпировки по стенам. Но сейчас даже эти тряпки топорщились такими безобразными складками, что наводили на мысли о скрывающихся за ними убийцах и тайных соглядатаях.
Виновником перемен был высокий старик в темном балахоне, что стоял сейчас у очага спиной к королю и грел руки над пламенем, точно был один в комнате и вообще на свете. Седые волосы, прядями рассыпавшиеся по плечам, казались розовато-серыми в отблесках огня.
В глазах Нуртора этот старец был столь же мирным, благостным и добродушным, как клубок змей на солнцепеке.
Досада короля росла, сменяясь гневом. Как смеет этот человек — будь он хоть трижды чародей — так бесцеремонно держаться в присутствии государя Силурана, потомка Первого Вепря?
Еще немного — и ярость Нуртора прорвала бы плотину благоразумия. Но тут старик, словно прочитав его мысли, обернулся.
— Приветствую моего повелителя! — сказал Айрунги Журавлиный Крик радушно, хотя и без тени подобострастия. — Я рад видеть тебя под этой убогой кровлей.
Короля передернуло. «Убогая кровля», надо же сказать такое! Силуран позволил этому старикашке поселиться в замке, от которого не отказался бы Мудрейший любого Клана... Впрочем, колдун, кажется, стоил того, что на него затрачено. Надо быть с ним поприветливее...
Правитель Силурана ненавидел сдерживать свои чувства. Это причиняло ему почти физическую боль. Король стиснул зубы, словно стараясь прикусить рвущуюся наружу злобу, и приблизился к очагу, в котором ровным пламенем горели куски каменного угля. Чародей не сводил с Нуртора цепких, колючих глаз, в которых извивались отблески огня.
— И пусть мне не говорят, — продолжал Айрунги бархатным голосом, — что государь прибыл ко мне за приворотным зельем. Такому мужчине не отказала бы ни одна красавица, даже если бы на его камзоле не была вышита морда вепря!
— Довольно, почтенный Айрунги! — прервал король эту дерзкую болтовню. — Никто не считает тебя деревенским знахарем, торгующим приворотными зельями. А зачем я сюда прибыл... Ты же мудрец, сам догадайся!
