Вопрос застал Велизию врасплох. Она непонимающе хлопала глазами, будто никак не могла взять в толк, что на меня нашло.
— Да, госпожа, — пролепетала она наконец. — Но я сама слышала, как лорд и леди Астрос беседовали о лорде Одисоне. Он будет здесь через пару часов. И…
— И? — спросила я, пожав плечами.
— На рынке говорят, что старый Одинсон снова расторг помолвку старшего сына. Мол, ему осталось немного, как уверяют артефакторы, и он осознал, насколько был жесток к отпрыску. Хочет загладить вину, пока это возможно.
Велизия говорила так искренне, будто принесла мне самую лучшую новость.
— Спасибо, можешь идти, — произнесла я, решив не выплёскивать на неповинную девчушку, которая поступила к нам в дом пару лет назад, горечь этой победы.
Уже на пороге горничная обернулась и, замявшись, смотря себе под ноги, спросила:
— Вы заберёте меня в новый дом, госпожа, когда выйдете замуж? Пожалуйста, я вам пригожусь. И буду делать всё, что скажете и молчать обо всём, если прикажете.
Последние слова Велизия проговорила скороговоркой, от волнения глотая окончания. Она то и дело убирала выбившуюся из причёски прядь соломенных волос и покусывала нижнюю губу, а потом осмелилась и посмотрела в глаза. С надеждой, такой знакомой мне по одиноким ночным размышлениям, когда я думала, что потеряла Генри навсегда.
— Возьму, — кивнула я. — Только вначале мы отправимся в Гриам. Академию Драконов. Не побоишься составить мне компанию?
Велизия с сомнением посмотрела на меня, но через минуту ответила «да» и с моего позволения бросилась прочь.
Никто не воспринимал мою поездку в округ Гриам, что находится близ столицы, всерьёз. Даже я сама. Что ж, время покажет, а пока не помешает определиться, какие книги я возьму.
Академия славилась самой лучшей библиотекой во всей империи, но я не хотела расставаться с теми редкими экземплярами, что помогли мне с меткой Дракона. Вдруг ещё пригодятся?
Взгляд упал на письмо, которое я всё ещё держала в руке. Несколько строчек, снова дававших надежду, но второй раз я не верила словам. Почему-то в глубине души родилась крамольная мысль: а что, если не отец Генри был инициатором нашего разрыва, а он сам?
Я снова перечитала письмо и, порвав его на мелкие кусочки, положила в конверт, чтобы сжечь компрометирующий документ внизу, в главном каминном зале. Или на кухне, там ищейки отца точно не станут рыскать!
А строки я запомнила. «Дорогая моя Иола! Вот и кончились наши испытания. С радостью сообщаю тебе, что отец смягчился, и на этот раз мы сочетаемся браком уже будущей весной. Прошу тебя лишь об одном: не искушай Богиню судьбы, не соглашайся на обучение в Гриаме. Пишу эти строки, а сам уже мчусь к тебе. Твой, теперь и навсегда лорд Генри».
Ещё пару месяцев назад, получив подобное послание, я бы кружилась по комнате, прижав к груди лощёную бумагу, на которой оно было написано. А сейчас… страдания придали мне желчности и сделали недоверчивой.
Вот с чего бы, скажите на милость, в конце любовной записки приписан титул? Чтобы я впечатлилась и поняла, какая мне выпадает честь? И эта просьба: мол, откажись и вернись ко мне.
Знает, если бы я стала драконицей, то выбрала бы себе в пару другого. Возможно, даже столичного дракона.
Мужчины рождаются с печатью крылатого ящера, а у девушек кровь дракона может взыграть в любой момент, пока претендентка не разделила с мужчиной ложе.
Говорят, подобных мне с каждым годом становится всё меньше, и учёные мужи империи, управляемой всесильным драконом, видят в этом первый признак упадка.
По крайней мере, я так я прочитала в «Столичном сплетнике», который выписывает матушка, чтобы быть в курсе новостей и блеснуть знаниями в салоне или на нашем провинциальном балу.
— Госпожа Иоланта. Прибыл лорд Одинсон-младший.
На этот раз Велизия вошла, не дожидаясь позволения.
— Матушка зовёт вас спуститься. Я помогу вам переодеться, скажите только, что наденете.
Вначале я хотела остаться, в чём была, но потом передумала.
Спрятав конверт в одну из книг, я выбрала тёмно-синее платье с длинными рукавами. Оно больше подходило для прогулки, чем для дома, но хотелось, чтобы бывший жених увидел меня при полном параде и понял, что слухи о моём отчаянии из-за нашего разрыва сильно преувеличены.
* * *
И всё же я спускалась вниз с тяжёлым сердцем.
Столько раз представляла этот момент и проигрывала его в голове, но реальность оказалась гораздо страшнее. Я воображала, как сбегаю вниз по лестнице с сильно бьющимся сердцем, прижав руки к груди, и уже перед самым входом в зал, стою пару секунд, чтобы краснота ушла с щёк, а робость — из сердца.
Мне надо было войти в зал с вежливо-безразличным видом, сделать книксен с равнодушной улыбкой на лице и в первые минуты ровным тоном вести разговор на совершенно неинтересные темы.
В конце пьесы Генри падает к моим ногам, и я милостиво соглашаюсь выйти за него замуж. Свадьбу нетерпеливый жених назначает зимой, и никто не смеет ему перечить. Потом у нас рождается трое сыновей, что вызывает вздох разочарования и зависти у моих так называемых приятельниц, и «жили они долго и счастливо, а потом умерли в один день».
И вот теперь мой замысел начинает воплощаться в жизнь. Как обычно, с поправками на действительность.
Вот я стою наверху лестницы, ведущей на первый этаж, и перебираю в уме, какую бы колкость сказать Генри при встрече.
Нет у меня к нему жалости, больше нет. Стоило ему перестать посещать нашу гостиную, как восхищение, кружащее голову, как холодное шампанское, ушло, оставив только горечь в груди и ноющую головную боль.
Шаг мой твёрдый, взгляд прямой, а речь усталая. Я столько сделала ради этой встречи, так почему же теперь чувствую лишь раздражение и усталость?!
— Добрый день, лорд Одинсон! — произнесла я, сделав книксен и опустив голову.
Мама уговорила отца отставить нас одних, хотя это было и против правил. Но, учтя необычность визита и то, что мы с Генри уже были помолвлены, родители решили ими пренебречь. Наверное, в первый раз в жизни.
Кто станет осуждать девушку с меткой дракона?!
— Иола, как я рад видеть тебя! — горячность Генри раньше вызывала краску на моих щеках, а теперь лишь осуждающий взгляд, скрывать который я не собиралась. Пусть видит, что я сержусь!
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, остановившись на полпути ко мне и, передумав приближаться, наверное, опасаясь пощёчины.
Он, как всегда, выглядел безупречно: костюм сидел как влитой, будто говоря окружающим, что его хозяин — настоящий лорд. Как в легендах или сказках. Золотоволосый, стройный в талии и широкий в плечах.
Даже лёгкое косоглазие придавало Генри шарм: мол, он настолько смущён красотой леди, что не смеет взглянуть на неё прямо, боясь ослепнуть. Так не решаются смотреть на солнце, а уж его никто не заподозрит в недостаточной власти над всеми живущими.
