Караванщик отступил с поклонами.
А чиновник…
О, чиновник был тот же самый. И он ждал Роне.
Он улыбнулся во все свои подкрашенные синькой зубы и прищурился так, что глаз совсем не стало видно.
— Вы желаете ступить на благословенную Землю Под Крылом Дракона, темный шер?
— Я желаю видеть моего брата, светлого шера Дюбрайна.
— С прискорбием сообщаю вашей темности, что врата благословенной Земли Под Крылом Дракона не откроются для вас.
В тоне чиновника сквозило такое злорадство, что Роне едва удержался, чтобы не превратить его в слизняка прямо тут, на глазах толпы ослиных погонщиков.
— Пошлина? — процедил Роне, вынимая из кармана сразу горсть теневых камней, искрящихся и переливающихся даже при солнечном свете.
Чиновник сглотнул, расширил глаза от жадности — еще бы, эта горсть стоит больше, чем его жалованье за двести лет. Но с явным сожалением покачал головой.
— Для вас послание от самого Дракона, да пребудет его Крыло над нами вечно. Прошу обождать немного. Зонтик для темного шера!
Из строения, где писались прошения и взимались пошлины, уже бежали слуги: с большим бумажным зонтом, раскладным стульчиком, кувшином кислого молока, корзиной фруктов и свитками с возвышенной поэзией. Не забыли даже музыканта с отвратительной свиристелкой, выводящей однообразную мелодию на трех нотах. Очень возвышенную.
Сидеть под зонтиком, вкушать фрукты и поэзию с музыкой пришлось не меньше получаса. И то, если бы Роне через десять минут тягомотины не отпустил Нинью попастись, но ни в коем случае не трогать желтого шелка…
— Желтого шелка? — забеспокоился чиновник и на всякий случай подобрал полы канареечного одеяния.
— А, не стоит отвлекаться от ваших важных дел, сиятельный. Обычно она не ест людей, но желтый шелк — ее маленькая слабость.
Только после этого узкоглазый мерзавец послал кого-то за стену. А через четверть часа наконец-то отворились все те же воротца, и вышел тот же самый шер-водник. В руках, как величайшую ценность на свете, он держал лаковую шкатулку. Ее и вручил Роне. С замысловатым тройным поклоном и приседанием.
— Личное послание темному шеру Рональду из рода Огненных Ястребов Бастерхази, — благоговейно пропел он и опустился на колени прежде, чем Роне открыл шкатулку.
Примеру шера-водника последовали и чиновник, и стража, и слуги — даже кое-кто из очереди длиной в половину лиги. Видимо, хмирцы, до слабости в коленях обожающие своего императора.
Роне же сел обратно на складной стульчик под зонтиком, поставил шкатулку на складной столик, накрыл ладонью медальон-фолиант… и понял, что тянет время. Потому что боится. Весь этот месяц он пытался дозваться Дайма, но ни разу не получил ответа. Он успокаивал себя тем, что Хмирна — закрытая страна, внешняя связь доступна только по особым лицензиям, и только по стационарным зеркалам под наблюдением императорских чиновников какого-то запредельно высокого ранга. Но все равно боялся. Что, если Дайма не сумели исцелить? Если он потерял дар? Если лишился памяти или разума? То, что с ним сотворил Люкрес его, Роне, руками — способно сломать кого угодно.
При воспоминании о кронпринце Роне на миг прикрыл глаза и глубоко вдохнул, задержал дыхание на десять секунд и медленно выдохнул. Сейчас не время для ненависти и мести. Время наступит, обязательно наступит, но не сейчас.
Итак. Алый Дракон соизволил написать Роне. Великая честь. Хоть и крайне дурно пахнет.
Разумеется, Роне оказался прав. Дракон написал. Целую страницу собственноручно, что составило бы счастье любого подданного Подкрылья.
В витиеватых выражениях император Ци Вей сообщал, что шер Дамиен жив и здоров. Однако лечение сложное, восстановление долгое, а воздух империи, как и любые контакты с имперцами, опасны для здоровья светлого шера. Также Ци Вей благодарен шеру Бастерхази за своевременную доставку шера Дамиена в руки целителей и Ци Вея лично. Он обещает позаботиться о счастье и благополучии шера Дюбрайна, а также надеется в скором времени назвать своим сыном, раз по странному стечению обстоятельств возлюбленный брат Элиас Брайнон отказался от этой чести.
В этом месте Роне злорадно ухмыльнулся и мысленно попросил Алого написать все то же самое возлюбленному брату Элиасу Брайнону, чтоб у него случилось разлитие желчи и скрежет зубовный. Так бездарно просрать единственного достойного наследника — это… это… да, это достойно отдельной главы в Истории Тверди.
Впрочем, улыбка быстро увяла. Потому что Дракон крайне вежливо просил шера Бастерхази не пытаться связаться с шером Дамиеном, так как верит в исключительно благие намерения шера Бастерхази… понимает необходимость проведения некоторых запрещенных ритуалов… бла-бла-бла… напишет шеру Бастерхази через год и сообщит о… здоровье внуков, которые родятся весной…
Роне зажмурился и смял проклятую драгоценную бумажку, едва сдерживаясь, чтобы не спалить тут все к шисовой бабушке.
Внуки? Дети Дайма? Весной? Багдыр ца! Дракон уже женил Дайма на своих дочерях! И не позволит Роне с ним встретиться, чтобы Дайм не передумал оставаться в Хмирне.
Никогда не позволит.
Он хоть понимает, на что обрекает…
Роне неверяще посмотрел на мятый лист гербовой бумаги в своих руках. Медленно-медленно выдохнул.
Ну конечно. Дракон прекрасно все видит и понимает. Просто Дайм ему нужен, а что станет с Роне — ему все равно. Благо Хмирны превыше всего. И плевать ему на запрещенные ритуалы, незавершенные эксперименты, благо науки и счастье всего мира за Стеной.
Наверное, если бы Роне мог, он бы заплакал. Или закричал. Сделал бы хоть что-то, что делают живые люди, когда им больно.
Одна проблема. Живым он себя не ощущал. Впрочем, мертвым тоже.
Аккуратно разгладив и сложив письмо Ци Вея обратно в шкатулку, Роне безо всякого интереса глянув на «дар благодарности» — благоухающий сладким ароматом забвения цветок лотоса. И шкатулку закрыл. А затем ровным тоном подозвал чиновника, велел подать бумагу, кисть и тушь.
— Мое письмо предназначено лично императору Ци Вею и выражает всю глубину моего почтения и благодарности, — так же ровно заявил он, вручая чиновнику запечатанный собственной силой и родовым кольцом свиток. — Предупредите там, что попытка вскрыть или прочитать его может оказаться смертельной. Видят Двуединые, для Алого Дракона мое письмо совершенно безопасно.
Чиновник глубоко поклонился и подставил под свиток такую же лаковую шкатулку. Что ж, если из великого почтения к переписке императора свитка не будут касаться руками, тем лучше. Не обожгутся.
А вот Дракон…
Темному шеру-дуо Бастерхази нечего противопоставить самому Ци Вею, императору и шеру-зеро. Но потомку Алого Дракона есть что сказать своему предку. И Алый Дракон знает, что Роне, как истинный сын Огня, не отступит.
