Даже на Веру - неординарную девушку Стаса, Саня научилась смотреть по-особому - с заботой и лаской.
Но ничто из этого не могло сравниться с той гаммой чувств, что читалась в её глазах, когда моя названная мама держала на своих руках мелкую Польку - ещё одного члена нашей семьи, появившегося у нас благодаря Стасу. Но разгадать Санин взгляд в данном случае не удавалось даже мне. Наверное, только Сашке было подвластно уловить, что там творилось в душе у жены. Они оба её любили. Горячо, бескрайне и абсолютно безусловно, относясь к единственной внучке как к самому большому богатству в этом мире. Здесь, конечно же, не последнюю роль сыграла история появления Полинки на свет. Дело в том, что брат и его бывшая девушка Настя узнали про её беременность уже после того, как расстались. Стас приложил все усилия, чтобы уговорить Настю оставить ребёнка, хотя та и была настроена решительно разорвать абсолютно все нити, которые связывали бы её с предавшей любовью. Да, брат натворил таких бед, последствия которых приходилось разгребать до сих пор. Но главным итогом всего случившегося было то, что в этом мире появилась крошечная девочка с карими глазами. И вот, Полинке уже было несколько месяцев, и они втроём (или вернее будет сказать вчетвером?) учились строить отношения внутри этой сложной системы.
Всё это промелькнуло в моей голове, стоило Сане налететь на меня, заключая в свои крепкие объятия. Мы виделись не так давно, всего лишь несколько недель назад, когда всё семейство собиралось в Москве, чтобы познакомиться с новорождённой Полиной Станиславовной. Но разлука так или иначе была разлукой, и я думаю, что матери было сложно окончательно принять расставание с нами.
Неделю из намеченного отпуска я провёл в родительском доме, окружённый вниманием и заботой. Не то чтобы я прям нуждался в этом, но это были Черновы, которые просто не умели иначе. По утрам я обычно отсыпался, заставляя себя подняться хотя бы к завтраку, перед тем как все успевали разбежаться по делам. Есть не хотелось, а вот послушать гомон родных голосов тянуло неимоверно. Потом все расходились кто куда, кроме меня и Сани, сидящей с Никиткой в очередном (“И последнем!” - как подчёркивала она не раз, отвечая на шутки знакомых) декрете. Я старался оказывать посильную помощь, но в условиях дома нянька из меня выходила так себе, потому что выбирая между малознакомым мной и горячо-обожаемой матерью, Кит вполне естественно предпочитал последнюю. Ему ещё не было и года, поэтому по сути я, Стас и Рома, живущие большую часть времени отдельно от основного костяка семья, были ему чужими. Хоть и любили его ничуть не меньше, чем остальных. Отсюда в каждую из наших не столь частых встреч я искренне пытался наверстать упущенное. Уже к середине недели Никита перестал истошно кричать и вырываться, искренне негодуя каждый раз, когда Саня передавала его мне на руки и отправляла на прогулку. Мы могли часами гулять с мелким по окрестностям, наслаждаясь неспешностью нашего бытия. Вернее наслаждался я, Киту больше нравились крутить своей головёшкой по сторонам, сидя в прогулочной коляске-трости и энергично шевелить руками-ногами, выкидывая вещи из коляски на дорогу. Иногда к нам присоединялись Кир или девочки, но для них в этом простом действии не было ничего особенного, поэтому они достаточно быстро уставали от бесцельного блуждания по району.
Во второй половине дня мы старались придумать что-нибудь на всех. На улице было лето, поэтому из нас всех строгий график дел на день имелся только у отца. Сашка, верный своему ничем неискоренимому трудоголизму, появлялся на пороге квартиры только под вечер, когда мы все уже успевали вдоволь наговориться и даже сыграть во что-нибудь. Фанатизм по настольным играм никто не отменял. Ужинали в основном дома, пару раз выбравшись в гости к бабушкам-дедушкам. После ужина я уходил куда-нибудь в город, чтобы встретиться с друзьями. А перед сном опять собирались все вместе, наблюдая за неловкими попытками Никитки делать его первые самостоятельные шаги. Перед сном много болтал с Киром, иногда к нам присоединялся Сашка, но мне, несмотря на это, отчаянно не хватало совместных вечеров со Стасом и Ромой. И пусть Кирилл был достаточно взрослым - уже в следующем году брат заканчивал школу - но он всё равно не мог дать мне того, что уже неминуемо уходило от нас. А именно чувства ничем не обременённого детства. Нет, я не боялся взрослеть, не боялся ответственности и всего того, что было связано с самостоятельностью. Но после того, как жизнь Стаса преодолела какую-то невидимую, но крайне важную черту, что-то едва уловимое осталось далеко позади, когда можно было собраться втроём, всю ночь распивая пиво, рубясь в приставку и ведя пространные разговоры ни о чём.
Зарядившись силой “родового гнезда”, я заставил себя слетать на море. Не то что бы не хотел, но настроение было странным. Я порывался взять с собой младшего брата, но у Кира совершенно вдруг обнаружилась первая любовь, улетать от которой он категорически отказался. Вот такая вот странная наша семья, нас морями не увлечь, нам, пожалуйста, чего-нибудь для души.
Поваляться на пляже особо не удалось, да и не хотелось, если честно. Я в принципе всегда дурел от бесцельного ничегонеделанья, ибо в голову сразу же начинало лезть всё что не попадя, поэтому за достаточно короткий срок я успел излазить большинство местных достопримечательностей, пару раз выбраться в горы и… приуныть окончательно. Здесь, в отрыве от дома, семьи, друзей, я вдруг понял, что завис - в жизни, мыслях, стремлениях. Мне было всего лишь двадцать три, и, казалось, живи, радуйся, лови кураж и наслаждайся молодостью, но интуиция подсказывала, что обычное прожигание времени и родительских денег, коим грешила значительная часть знакомых, были вообще не моим вариантом.
Я скучал по работе, по тренировкам, по своим группам, ученикам… Я скучал по России и тем трём городам, где обитали близкие сердцу люди. Что уж и говорить про этих самых людей. Грустная мысль, что отпуск мне к чёрту не сдался, расстраивала лишь сильнее. Весь последний день перед отлётом в Москву я и вовсе провалялся в номере отеля. Вот такой вот парадокс. Ненавидя безделье как явление, я так и не мог преодолеть себя. Вернее, не пожелал.
Не нужно было ехать сюда. Да и отпуск брать тоже. Не устал я. Уж точно не от работы… Тогда от чего? Лазурное море где-то за окном пыталось нашептать мне ответы, но неожиданно мне не захотелось его слушать.
Полёт до Москвы прошёл вполне спокойно, если не считать лёгкого нервного возбуждения, которое вдруг нашло на меня. Я как будто уже наперёд знал, что в столице меня ждёт нечто особенное. Поэтому когда мой телефон пиликнул, стоило лишь покинуть борт самолёта, ожидание и предвкушение чего-то неведомого лишь усилились, но я так и не смог привязать их ни к чему конкретному. Новость, что Стас лично явился встречать меня в аэропорт, конечно, порадовала, но я всё равно был уверен, что это не то. При всей любви к брату, я в последнее время вполне неплохо научился жить без него, хоть поначалу после их с Верой переезда мне и казалось диким то, что он не присутствует в моей жизни в режиме 24 на 7.
Багаж мне получать не надо было, я предпочитал путешествовать налегке, поэтому поправив лямку спортивной сумки на плече, отправился к выходу. Стас нашёлся там где и обещал, почти у самого выхода из зоны прилёта. Правда, в итоге ждать пришлось мне, потому что этот человек, взваливший на себя непосильную роль моего встречающего, завис на телефоне. Мы отошли в сторону и ещё минут пять топтались на месте, ожидая пока он решит свои рабочие вопросы. После того как звонок был скинут, мы даже успели бегло обняться, прежде чем его телефон зазвонил вновь. Чернов кинул беглый взгляд на телефон и виновато улыбнулся.
