— Нет уж, лучше за попутчиков, — воспротивилась я.
Попивая, мы то и дело косились на женщину. Она стояла с широкой улыбкой — всё больше походившей на оскал — и смотрела мимо нас. То ли в стену, то ли в светлое будущее.
Ни на какие вопросы она не реагировала.
Зато когда кружка сыщика опустела, трактирщица мгновенно подошла и споро поменяла её на полную.
— Добрый грог для плохой погоды! — отрапортовала она, сразу отворачиваясь, не давая ни шанса на беседу.
— Ну не убегайте же от нас! — взмолилась я и рукой потянулась к локтю женщины.
Но грубости не вышло.
Мои пальцы провалились сквозь накрахмаленный рукав дамы, и, не успела я ойкнуть от неожиданности, как вся трактирщица пару раз мигнула, будто испорченная маг-сфера, а потом и вовсе исчезла…
А что до кружки — так вполне материальная кружка продолжила плыть к стойке, как ни в чем ни бывало. Будто её так и держали в руках.
— Кла-а-асс! — выдохнул Голден-Халла, выпрыгивая из-за стола.
Глава 4. Симуляция?
Я тоже подскочила.
Подбежала к кружке-левитантке (от глагола «левитировать», да-да), и пошла вслед за ней, дотошно приблизив нос, вглядываясь. В металлическом боку вместилища грога отразилась моя ошарашенная и сосредоточенная физиономия. В боку напротив — бешеная улыбка Голден-Халлы: сыщик подрядился вторым провожатым для нашей Стальной Леди.
Так мы и добрались до барной стойки: двое согбенных придурков, идущих приставным шагом, и плывущая между ними кружка.
До того, как посудина изящно опустилась на стойку, я старательно потрогала воздух везде вокруг нее. Может, трактирщица стала просто невидимой? Зашибись мы тогда выглядим с её ракурса…
Но нет. Наощупь, равно как на вид и на звук, селянка отсутствовала.
— Ну что, потрогаем всех остальных в деревне? Устроим им праздник тактильности, Обнимись-Согрейся? — предложил мой спутник.
И еще до того, как я успела возразить, он уже впихивал меня обратно в шубу. Ловко, споро.
— Да погоди ты! — взмолилась я, в то время как этот горе-дизайнер радостно обматывал меня шарфом поперек головы. — Давай сначала поймём, нельзя ли вернуть нашу дамочку.
Сыщик заинтересованно вскинул брови.
Я не стала рассказывать ему про бесовщину типа компьютерной графики, багов, сбоя текстур и прочих иномирных радостей, байками о которых меня редко, но щедро посыпает один кудрявый бог-хранитель. Посыпает как солью — раны, учитывая, что комментариев он никогда не дает: лишь брызжет неясными терминами в изобилии, мол, поди сама разберись, выплыви в этом сленге… Если честно, мне кажется, что это тоже такой вид обучения. Просто несанкционированный. Тайный. Потому что, узнай наставник, что кто-то еще тянет загребущие лапки к моим драгоценным извилинам, этому кому-то не поздоровится. А у них с кудрявым рыцарем процент недопониманий и так слегка превышает классический.
Ну как слегка.
Раз в пять, да еще и помноженные на шесть тыщ лет…
В общем, я просто вышла на студеную улицу, силком вытащила Берти за собой — и снова открыла дверь. Приветливо звякнул колокольчик. Я заглянула внутрь.
ТА-ДА!
Трактирщица стояла за стойкой и светилась, как ягодка ошши, воплощенное гостеприимство.
— Сядьте на лавку, да выпейте грогу! — звонко начала она свою диковатую песнь.
Я удовлетворенно кивнула — причем основной процент удовольствия мне принесла изумленная рожа моего спутника.
— Это симуляция! — сказала я, обводя деревню рукой так гордо, будто это было мое детище.
— В смысле, иллюзия? — сыщик употребил более привычный термин. — Зацикленная, с самовосстанавливающимся сценарием? Отыгрывает его вновь и вновь при нарушении алгоритма?
Я аж поперхнулась. Прах, а он быстро соображает! И даже объяснил всё без иномирного жаргона, кхм.
Теперь рыжий схватился за дверь и со звяком открыл её.
— Сядьте на лавку… — тотчас послушно донеслось оттуда.
Берти влетел в таверну, подбежал к женщине, панибратски хлопнул ее по плечу — осалил, будто в салочках, — она исчезла. Берти выбежал. Закрыл дверь. Снова открыл.
— Сядьте на лавку…
Я лишь покровительственно улыбалась его экспериментам: проверяй, котик, проверяй, милый, — гипотеза-то моя! ХА!
— Кла-а-асс! — сыщик утвердился в своей первоначальной оценке.
Потом покосился на мою довольную физиономию и, в самое сердце сраженный чувством превосходства, явленным на оной, мстительно сощурился:
— Про иллюзию ты молодец. Но предметы-то! Предметы материальны!
И, в доказательство своих слов, Берти постучал по дубовой двери. А потом по моему лбу.
Звук получился до неприличия одинаковый, и мы оба от внезапности замерли. А потом расхохотались.
Причем надо признаться, что хохотать с Голден-Халлой оказалось на удивление приятно. Остановиться получилось далеко не сразу.
— М-да. Грог тоже вполне материален, судя по живущему во мне веселью, — заключила я, утирая выступившие слезы.
Метель так и продолжалась, заполонив всю улицу остро-белым воинством снежинок, бросавшимся — ряд за рядом — на верную погибель на моих разгоряченных щеках. Повсюду звенели колокольчики — переливчатые голоса зимы, громкие даже сквозь вьюгу, так что не было шанса забыть о названии деревни и долины. Дорога как таковая совсем исчезла: все покрыло пухлое, мягкое, определенно многослойное одеяло снега. Хоть ложись и заворачивайся, спи под колыбельную северных сияний…
Вдруг раздался скрип калитки, и откуда-то сбоку, из тонущего в белизне проулка вынырнули три паренька. Простых прохожих. Они о чем-то говорили, намеренно широко жестикулируя.
Мы с Берти хищно на них уставились, и, едва селяне поравнялись с нами, сыщик, подмигнув, толкнул меня на одного из них.
— Какого пепла?! — возопила я, проваливаясь в сугроб сквозь морок, мгновенно рассыпавшийся.
Оставшиеся селяне не обратили никакого внимания на скорбную гибель товарища. Хотя они честно остановились, да: посмотрели на лежащую меня, стоящего Берти, растянули губы в пугающе-одинаковых улыбках и певуче сказали:
— Приветствуем вас, путники, в Долине колокольчиков!
А потом вразвалочку пошли дальше.
Я возмутилась их пофигизмом на тему почившего друга. Возмутилась так сильно, что привстала из сугроба на локте, слепила два снежка и метко запустила в юнош. Они предсказуемо исчезли.
— Эх ты! — притворно вздохнул Голден-Халла, — Со спины напасть — ну не подлость ли?
— Будто ты меня не в спину толкнул! — напомнила я, поднимаясь и намеренно тяжело охая — чтоб он, значит, устыдился.
