— Что скажет твоя бабушка, если узнает, как ты своими разговорами отвлекаешь человека от работы?
— Я совсем не мешаю, — иногда Селина могла быть упрямой.
— Зачем тебе все это знать?
Она не могла ответить на вопрос, потому что сама не понимала зачем. Об ее отце в доме никогда не говорили, даже не упоминали его имени. Селина носила фамилию бабушки: Брюс.
Однажды, вспылив, она заявила напрямую:
— Я хочу знать, где мой отец. Есть он у меня или нет? У всех детей есть отцы.
Ей ответили холодно, хотя и беззлобно: отец умер.
Каждое воскресенье Селина ходила в воскресную школу.
— Ты хочешь сказать, что он на небесах?
Миссис Брюс туго завязала узелок на вышивке, которую держала в руках. Смириться с мыслью о том, что «этот мужчина» может сейчас находиться на небе в обществе ангелов, было нелегко, однако религиозное воспитание стояло у нее на первом месте, и она не могла допустить, чтобы вера внучки была поколеблена.
— Да, — ответила она.
— А что с ним случилось?
— Он погиб на войне.
— Как погиб? Что там произошло? (Она не могла себе представить ничего более ужасного, чем смерть под колесами автобуса.)
— Этого мы так и не узнали. Мне действительно нечего тебе сказать.
Миссис Брюс посмотрела на часы — судя по выражению ее лица, она считала разговор оконченным.
— Пойди скажи Агнес, что тебе пора на прогулку.
Агнес, если найти к ней правильный подход, бывала более разговорчивой.
— Агнес, мой папа умер?
— Да, — ответила Агнес. — Он умер.
— А когда он умер?
— Его убили на войне. В тысяча девятьсот сорок пятом.
— Он меня когда-нибудь видел?
— Нет. Он умер до того, как ты родилась.
Селина была обескуражена.
— Но ты же видела его?
— Да, — после некоторой заминки вымолвила Агнес. — Когда твоя мама с ним обручилась.
— А как было его имя?
— Этого я тебе не скажу. Я обещала твоей бабушке. Она не хочет, чтобы ты знала.
— Скажи хотя бы, какой он был? Добрый? Красивый? Какие у него были волосы? Сколько ему было лет? Он тебе понравился?
Агнес, придерживаясь своих раз навсегда установленных принципов, ответила на тот единственный вопрос, который не требовал от нее лжи.
— Он был очень красивый. И закончим на этом. Поторопись, Селина, и перестань волочить ноги — испортишь новые туфли.
— Как бы мне хотелось иметь отца! — воскликнула Селина. Во второй половине дня она провела полчаса у Круглого пруда, наблюдая за отцом и сыном, которые запускали по воде модель яхты; Селина кружила возле них, стараясь подобраться поближе и подслушать их разговоры.
В пятнадцать лет она нашла его фото. Была среда, обычный для Лондона тоскливый дождливый день. Заняться было нечем. Агнес взяла выходной, миссис Хопкинс дала отдых своим пораженным артритом ногам, водрузив их на скамеечку, и читала Народного глашатая. К бабушке пришли гости поиграть в бридж. Из-за закрытых дверей гостиной доносились приглушенные голоса и просачивался дымок дорогих сигарет. Не зная, чем занять себя, Селина слонялась по дому, пока не забрела в гостевую спальню. Там она немного постояла у окна, покрутилась перед трельяжем, принимая картинные позы, и, уже собираясь выходить, обратила внимание на небольшой книжный стеллаж, примостившийся между кроватями. Она подумала, что, возможно, там найдутся книжки, которых она еще не читала, поэтому Селина присела на корточки и начала водить указательным пальцем по корешкам.
Палец остановился на Ребекке. Довоенное издание в желтой обложке. Она вытащила книгу и раскрыла ее, и тут на пол слетела фотография, хранившаяся между отпечатанными мелким шрифтом страницами. Селина подобрала снимок. Мужчина в военной форме. Темные волосы, ямочка на подбородке, кустистые брови; несмотря на приличествующее случаю серьезное выражение лица, в глазах мужчины блестели озорные искорки. Военный в дорогом мундире, застегнутом на все пуговицы, с начищенной до блеска портупеей.
В голове Селины уже возникло неизбежное предположение. В этом выразительном мужественном лице явно просматривалось сходство с ее собственным. Она поднесла фотографию к зеркалу, высматривая общие черты: высокие скулы, линию роста волос, квадратную форму подбородка. Пожалуй, на этом сходство заканчивалось. Мужчина был настоящим красавцем, в то время как Селина красотой не отличалась. Его уши аккуратно прилегали к голове, а у Селины оттопыривались, как ручки у кастрюли.
Она перевернула снимок. На обороте была надпись:
Дорогой Гарриет от Дж.
и пара крестиков, обозначающих поцелуи.
Гарриет — так звали ее мать. Теперь Селина точно знала, что держит в руках фотографию отца.
Она никому не рассказала о своей находке. Ребекку она вернула на полку, а фотографию унесла с собой в комнату. После этого она всюду возила ее за собой, обернув в папиросную бумагу, чтобы снимок не помялся и не испачкался. Теперь Селина имела хотя бы некоторое — пускай весьма туманное — представление о своих корнях, однако это не заполнило зиявшей в душе пустоты, и она продолжала наблюдать за другими семьями и слушать чужие разговоры.
Детский голос вторгся в поток ее размышлений. Оказалось, она задремала на солнышке. Селина встрепенулась и сразу же услышала шум моторов на Пикадилли, автомобильные гудки и звонкий голосок девчушки, сидевшей в коляске. Девочка на трехколесном велосипеде и ее отец давно ушли. Вокруг нее сидели совсем другие люди, а одна влюбленная парочка, в пылу страсти позабыв обо всем на свете, умудрилась устроиться чуть ли не у самых ее ног.
Спинка деревянного стула больно врезалась в поясницу. Селина пошевелилась и сверток, который дал ей Родни, соскользнул у нее с колен и упал на траву. Согнувшись пополам, она подняла его и развязала бечевку. На глянцевой белой суперобложке горели красные буквы:
Фиеста в Кала-Фуэрте
Автор: Джордж Дайер
Уголки ее губ поползли вниз. Книга внезапно показалась Селине ужасно тяжелой. Она пролистнула страницы и закрыла книгу, словно уже прочла ее, так что задняя сторона обложки оказалась прямо у нее перед глазами.
Фотография бросилась ей в глаза, как бросается знакомое имя с газетной страницы. Это был любительский снимок, увеличенный до размеров обложки. Джордж Дайер. Белая рубашка с расстегнутым воротом, кожа по контрасту с ней кажется почти черной. Лицо, изборожденное морщинами: они разбегаются от уголков глаз, глубоко залегают по обеим сторонам рта, темнеют между бровей.
И все равно — это было то самое лицо. Он почти не изменился. Ямочка на подбородке, плотно прилегающие уши, озорные искорки в глазах, словно они с фотографом вместе смеются над хорошей шуткой.
